Илья Стальнов - На острие углы
- Весьма занятная легенда, - произнес я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно беззаботнее.
- Только ли легенда? - приподнял брови Адепт.
- Красивое языческое сказание о битвах богов в те времена, которые никто не помнит, о которых никто толком не знает, и, значит, ничего невозможно проверить.
- Тебе не кажется, что здесь присутствует нечто непривычное, несвойственное подобным легендам?
- Ну... пожалуй, слишком сухой язык, лишенный обычных для эпоса поэтических изысков. События описаны четко, без излишнего полета фантазии и героического пафоса. Все построено вполне последовательно. Не хочешь ли ты сказать, что все это правда?
- Неужели после знакомства с тайными сокровищницами знаний обоих Орденов ты не понял, что мир Гораздо сложнее и интереснее, чем все думают. До нас в нем были многие... Атлантида. Ледяные земли, Да мало ли что?
- Но то, о чем здесь говорится, слишком невероятно и слишком смущает разум... Абраккар, тысяча миров, железные легионы курусманутов.
- Ты правильно указал на сухость языка. И на обороты, близкие к нашему времени. Это не сама легенда. Это повествование, собранное из сотен источников, осмысленное нашими лучшими умами. Все, что здесь написано, или почти все, - правда. Правда и то, что прекрасный мираж, раз в сотню лет появляющийся в аравийской пустыне - это и есть город городов Абраккар.
Трудно было поверить во все это, но Адепт прав: почему я должен верить в продолжающуюся много тысячелетий битву Орденов, в затонувшие континенты, в жизнь на иных планетах и не должен верить в Абраккар? Нет смысла противиться истине - от этого она не перестанет быть истиной.
- Ладно, я верю, что путники видят в пустыне Абраккар, - кивнул я с неожиданной злостью. - Верю, что он существует где-то на окраине миров, великий и недоступный. Но какое отношение это имеет к нашей судьбе? В этом и заключается помощь Верхних Адептов? Свиток с легендами о том, что было когда-то, и никакого намека на возможность изменить будущее!
- То, что будет, происходит из того, что было. Мне ли напоминать тебе о столь простых истинах? То, что сделали для нас Верхние Адепты, превзошло все мои надежды. Дар, который преподнесли нам, дается немногим. Точнее, мы первые, кто его удостоился.
- Эта рукопись - дар? Но какой в нем смысл? Чем эти начертанные на бумаге слова помогут нам? Нам, которым в затылок дышит один из самых великих злодеев?
- Нам дано убежище, в котором никто не сможет нас настигнуть.
- Какое убежище?
- Ты теряешь сообразительность. Конечно, Абраккар!
Меня будто обдали ледяной водой. Я поверил сразу во все сказанное. Адепт действительно призывает меня скрыться в Абраккаре. Ужас и радость, надежда и ожидание чуда - эти чувства нахлынули на меня.
- Но как мы попадем туда? - выдавил я.
- Срок, когда Абраккар покажется в пустыне, близится. Для Хранителя город городов закрыт. Если только...
- Если что?
- Если он не пройдет вслед за нами в образованную нами брешь.
- И тогда мы окажемся там с глазу на глаз с ним.
- Такое возможно. Но в Абраккаре он лишится своих преимуществ, и мы сможем сразиться с ним на равных.
- Но как попасть туда? В рукописи сказано что-то насчет ключа. Верхние Адепты дали тебе его?
- Нет.
- Ты знаешь, где он хранится?
- Нет.
- Так как же мы найдем его?
- Найдем. Бабочка, вспыхнувшая и исчезнувшая, на моей ладони, это компас. Теперь я ощущаю направление, которое приведет нас к ключу. Послезавтра нам в путь. Здесь предстоит завершить еще кое-какие дела.
- Куда мы отправимся?
- Пока что в Испанию. А куда дальше - не знаю.
Ну что ж, Испания так Испания. Страна монахов, конкистадоров и инквизиторских костров. Не лучшее место в христианском мире. Итак, наш путь от Короля-Солнца Людовика Четырнадцатого к его внуку Филиппу Бур бону.
* * *
"Как же меня утомили ее ужимки и нарочитая кокетливость", - думал граф Ги де Руа, пытаясь одолеть раздражение и как можно натуральнее изобразить долженствующие моменту едва сдерживаемые вожделение и страсть.
У графа де Руа была сложная и запутанная жизнь. Точнее, он вел одновременно несколько жизней, и в каждой из них его поведение должно было соответствовать занимаемому месту. Он ощущал себя актером, играющим главные роли сразу в нескольких спектаклях и вынужденным надевать то маску шута, то короля, то Зевса-громовержца, и при этом, не дай Бог, что-то напутать, вложить в уста одного героя реплику другого. Б жизни богатого придворного, занимающего твердое положение рядом с троном величайшего из королей, мудрейшего из монархов (как его принято называть), Людовика Четырнадцатого, граф вынужден был вести себя легкомысленно, ветрено и высокомерно, тщательно соблюдая правила, присущие этой среде. А в свете показалось бы просто странным, если бы молодой богатый вельможа не имел дамы сердца, лучше замужней, к которой нужно красться под покровом ночи и посылать нежные записки, предоставляя этим пищу для сплетен.
Отношение к графу при дворе и так было несколько настороженным. Слава путешественника и воина выгодно отличала его от когорты лизоблюдов и бездельников, готовых на любые интриги и мерзости, лишь бы немного приблизиться к трону и урвать свой кусок в виде щедро раздаваемой рукой короля земель, состояний и привилегий. В Ги де Руа чувствовалась целеустремленность. В отличие от других, он знал, для чего живет, что в среде придворных выглядело просто неприличным. Кроме того, о нем ходили невероятные слухи, пищу которым давал круг его общения. В него входили и монахи, и чернь, и пришельцы из разных стран, и просто сомнительные типы, на лицах которых не было написано почтения к законам. Однажды недруги графа попытались обвинить его в государственной измене. Ги де Руа был объявлен шпионом испанской короны (в ту пору с Испанией велась очередная война) Его хотели надолго заточить в Бастилию, но провел он там всего три дня. Граф убелил в своей не виновности августейшую особу и еще более укрепил свое положение.
Чтобы не усугублять сплетни и слухи вокруг своей особы и перевести их в безопасную сферу, граф не уставал демонстрировать пристрастие к шумным компаниям и пирам. Он завел себе даму сердца баронессу Анжелику де Клермон, двадцатитрехлетнюю красотку, отличавшуюся непроходимой глупостью и животной страстностью. Она требовала множества хлопот и отнимала немало времени.
- Вы не против, мой милый друг, если во время беседы с вами я буду одеваться и готовиться к новому дню, - проворковала Анжелика, возлежавшая в тонкой ночной рубашке среди мягких подушек, разбросанных на диванчике. - У меня сегодня очень много дел. Ах, эти дела - как же они скучны и однообразны... Вы не представляете, сколько сил они отнимают.
