Ян Вайсс - В стране наших внуков
- Новое нужно искать, друзья, на нем нет визитной карточки, и иногда его бывает трудно распознать!..
Этой лекцией завершаются дни первого и самого сильного очарования этим удивительным человеком. После лекции я стала относиться к нему более трезво. Теперь я уже смотрела на него как на обыкновенного человека, а раньше он представлялся мне лишь одним из людей будущего, таким, каким я придумала его для Тебя, дядя.
Мне казалось, что голос его доносился ко мне откуда-то из далеких, грядущих веков. В те первые недели я даже боялась узнать что-либо о его повседневной жизни, чтобы ничто не осквернило моего представления о нем, моего восхищения им. А после лекции жгучее любопытство с каждым днем все росло во мне. Женат ли он? Холост? Ухаживает ли за кем-нибудь? Слепой ли он от рождения или уже потом потерял зрение? И каким образом? Не мог бы его вылечить Филатов?
Я стала ходить к нему в редакцию под разными благовидными предлогами, которые с каждым разом становились все менее значительными. У меня было одно-единственное желание - стать одним из его чтецов. Он работал заместителем главного редактора, в его обязанности входило рецензирование с идеологической точки зрения статей, которые ему читали вслух. Я была сама не своя: мне ничего так не хотелось, как в точно установленные часы приходить, садиться против него и читать. Но я знала, что чтецов у него хоть пруд пруди. Он сам их приглашал и отказывался от помощи своих коллег по редакции. Но, чем меньше у меня было надежд, тем сильнее становилось мое желание.
В редакции меня, должно быть, заметили. И вот однажды мы с ним в первый раз остались одни в комнате.
Обыкновенно вместе со мной у него бывало несколько человек. Они приезжали к Алешу по всяким личным вопросам, по которым он охотно давал им советы. В лучшем случае в углу его комнаты за маленьким столиком сидел долговязый мужчина с длинной шеей. Он никогда не принимал участия в нашем разговоре. Как только я появлялась, он усердно начинал работать, однако у меня создалось впечатление, что его усердие только напускное и что в основном он сидит здесь для того, чтобы следить за Алешом и за тем, что происходит вокруг него! В течение целого месяца я находилась в напряженном состоянии: не было ни- искры надежды, никакого продвижения вперед.
В то время я читала сборник рассказов Горького "По Руси". В этом сборнике есть замечательный рассказ, который называется "Страсти-мордасти". Когда я его прочитала, меня словно кто за сердце схватил, я чуть не вскрикнула от боли. Всю ночь я проплакала, перед глазами стояли безносая паклюжнипа Маша, топчущаяся в грязи, и ее маленький сынишка калека Ленька, играющий с коробочками, в которые он прячет мух, тараканов и пауков.
Ведь и сам автор говорит об этом Леньке: "Хотелось зареветь, закричать на весь город от невыносимой, жгучей жалости к нему...".
Весь следующий день я ходила как пришибленная, никак не могла прийти в себя, все у меня валилось из рук. Часов в десять я поняла, что больше не в состоянии работать. Я встала и отправилась прямо в редакцию, не сказав никому в институте ни слова. По дороге меня вдруг на мгновение охватил ужас: что будет, если я не застану его в редакции, а что будет, если застану? Я вошла в его кабинет как в бреду.
Алеш был один. Я тихонько села, раскрыла книгу и сразу же принялась читать, даже не взглянув на него...
Не знаю, что он подумал. Может быть, удивился.
А я все читала и читала, даже когда от слез буквы расплывались как в тумане. Я дочитала до конца, и снова слезы брызнули у меня из глаз, но уже не от сострадания и жалости, а от облегчения, словно я переложила свою тяжелую ношу на его мужские плечи. И только тогда мне стало стыдно. Но он уже стоял возле меня, взял мои руки в свои и пожал их.
- Спасибо тебе, товарищ...
- Я, я,- заикалась я,- я не могла иначе...
- Ты хороший человек, ты мой друг. Я вполне понимаю, почему ты пришла. Мне еще никто не читал этого рассказа. Не могу себе представить, как это я его до сих пор не знал; жить и не знать его, у меня такое ощущение, словно какая-то пустота заполнилась в моей душе...
Я не могла произнести ни слова.
- А как тебя зовут?
- Либуше...
- Либушка, - мягко сказал он,-теперь только ты будешь читать мне Горького. Мне нравится твой голос...
А потом мы с ним договорились об определенном часе для чтения, и в это время вошел тот, с длинной шеей, а я ушла, Первый раз в моей жизни действительность превзошла мечту, я была не в состоянии идти домой, есть и вообще нормально что-нибудь делать...
Наконец настала суббота, когда я во второй половине дня в первый раз пришла в редакцию в качестве чтицы.
Алеш уже ждал меня, выбритый и подстриженный. Заслышав мои шаги, он пошел ко мне навстречу своей неуклюжей походкой. Я читала ему рассказ "Рождение человека". Ты, наверное, знаешь этот рассказ, дядя! Он слушал, как ребенок, напряженно и не дыша. Порой у него от умиления появлялись на глазах слезы, иногда он просил повторить ту или иную фразу.
Услыхав, как у меня задрожал голос, он резко поднялся. Я тоже встала. Он подошел ко мне, взял меня за локти и притянул к себе. Я прижалась головой к его груди, а он гладил меня по волосам. Мне даже в голову не пришло, что, пожалуй, для первого раза это слишком много, у меня было такое ощущение, что иначе и быть не может, и я должна была крепко держать себя в руках, чтобы не разрыдаться. Я слышала биение его сердца, флажок его партийного значка царапал мне лоб...
Потом мы снова уселись, и я продолжала читать рассказ Горького, стол разделял нас, но мы держались за руки.
Неожиданно в дверях появился долговязый редактор с длинной шеей ближайший друг Алеша, его поверенный, хранитель или ученик?
Он торопливо направился прямо в угол к своему столику. Алеш, очевидно, сразу же узнал его по шагам и не обратил на него внимания. Я дочитала рассказ тем же голосом, но уже не с тем выражением - очарование исчезло, и у меня вдруг шевельнулась мысль, что я поступаю нехорошо и что его друг прав, наблюдая за нами.
Когда я уходила, Алеш снова приветливо приглашал меня приходить. Мы договорились в присутствии этого редактора, когда я приду в следующий раз, и он все слышал. И всегда, когда бы я ни приходила к Алешу, его поверенный или уже сидел на своем месте, или очень скоро приходил - и всякий раз вовремя.
Сейчас Алеш уехал к своим родителям куда-то на Лабе [ Так по-чешски называется Эльба. ]. Не знаю зачем. Меня это беспокоит. Я стараюсь достать все изданные произведения Николая Островского.
Последние десять лет своей жизни он тоже был слепым.
В одной книге воспоминаний об Островском говорится о его приятельнице, приводится отрывок из ее письма.
