Михаил Белозеров - Железные паруса
— Ах ты, грязная шлюха!
Тогда Он произнес:
— Спокойно!
И ткнул его в спину карабином. Все-таки в душе Он был джентльменом.
— Посмотри на него! — заявила «она» тоном, не терпящим возражения.
— Ну?!
Ссора явно была его стихией. Он даже пренебрегал присутствием кого-либо третьего.
— Он настоящий…
— Что значит "настоящий"?!
— Я читала…
— Ты умеешь читать? — удивился Трик.
— Да, представь себе! — произнесла «она» на октаву выше. — Я читала, что существуют целые люди. Он даже таблетки не глотает.
Трик пожал плечами:
— Мне-то что?
— Ну, целые! Це-лы-е! Понял? — В ее голосе обозначился подвох.
— Нет! — твердо ответил Трик.
— Дурак! Дай руку. — «Она» ловким движение «вынула» его большой палец, и с ожесточением потыкав им Трику в нос, вставила на место. — Сделай то же самое с ним и ничего не получится.
— Не может быть?.. — удивился Трик, равнодушно оглядываясь на него и Африканца. — И собака тоже?
— Ты какой-то тупой! — закричала «она». — Нельзя быть таким всю жизнь!
— Мать твою! — наконец воскликнул Трик.
— Да! Да! Я уже молчу… — сообщила «она» многозначительно для его вящей радости.
— Никогда не встречал таких, — признался Трик. Он выглядел удивленным. — Вечно ты с кем-то путаешься, — похвалил он ее.
«Она» шмыгнула носом и сделалась гордой. Они принялись шептаться.
Он услышал: "… куча денег", и возгласы: "вот это да!.. мать твою!.."
— Ага… — Трик оценивающе оглядывался на них. — Понял… понял, не дурак… — И повернулся: — Не желаешь выпить?
— Не желаю, — ответил Он, хлопнул дверью, и они с Африканцем вышли вон.
***
Все произошло просто и обыденно — на выходе из туннеля их ждали. Это была засада. Единственное, что Он успел — это моргнуть от падающей тени. Его спеленали, как муху, и брызнули в лицо какой-то гадостью, от которой до сих пор кружилась голова, и Он прикрыл глаза, чтобы быстрее прийти в себя.
— Начнем! — с энтузиазмом сказал капитан, и сержант поставил жирную кляксу. С минуту безуспешно боролся с ней, пытаясь превратить в букву «С», потом с вздохом взял другой лист и начал писать: "Следствием установлено, что…"
— Имя, идентификационный код? — равнодушно спросил капитан, не отрывая взгляда от бумаги.
Даже здесь на Земле служба была рутинной. Но он выполнял свой долг. Менялись лишь планеты, к ним надо было уметь приспосабливаться. Он умел, хотя давно не верил ни в какие ценности общества.
— Роб Вильямс, — глазом не моргнув, ответил Он, — код — одна тысяча триста восемьдесят три.
— Прекрасно… — сержант корпел над бумагой. Буквы у него выходили, как у первоклассника — корявые и валкие. Он помогал себе языком, водя им по верхней губе и щеточке усов. — О-о-о! Алан Париш из «Джуманджи»? Рыжий и волосатый.
— Пробей по связи, — все так же равнодушно приказал капитан.
В каждом деле были свои формальности, они делились на параграфы и пункты. Надо было только правильно следовать им.
— Сейчас, — ответил сержант и, отложив перо, занялся
ЭВМ.
— Так… — Капитан повернулся к нему. — Будем говорить правду?
И это тоже была формальность, обозначенная в формуляре для пользования. Вопрос номер три: "Какого цвета ваш носовой платок?" Впрочем, с задержанным все было ясно: старательство было вне закона.
Теперь Он его разглядел, — когда он в очередной раз попал в его фокус — был он бычьего сложения, как Собакевич, — цель для слепого, без шеи, с нижним куриным веком, с пальцами-сосисками, и чем-то сильно напоминал и тех двоих, что напали на них с Африканцем в пивном баре, и того, что заблокировал въезд на мост и даже того, который спал на мраморном полу станции со странным названием — "ГородЪ — выход 11". Единственное, что его выделяло из всех: странно закрученные уши и огромный живот, словно возраст и чин, определялись размерами последнего.
Он сидел в околотке — в присутственном месте. Было чисто и гулко, как в операционной. Портреты чешуйчатых вождей разглядывал, словно через подзорную трубу: прямо перед собой отчетливо, а все остальное, по бокам, расплывчато, в нерезких образах. Один из вождей был из породы «аршинов». Впрочем, первый слева чем-то смахивал на Волю Жириновича. На мгновение Он даже усомнился в реальности происходящего и пошевелил затекшими руками. Потом с ужасом вспомнил, что с ним нет Африканца и чуть не подскочил — надо было срочно найти его. Оставалась тайная надежда, что полиция совершит какую-нибудь ошибку.
Перед капитаном лежали его вещи. Он диктовал:
— Опись… Что это такое? — Рассматривал карабин, при этом нижнее веко у него смешно поспевало за верхним. Карабин в его руках выглядел зубочисткой.
И сержанту:
— Пиши — средство передвижения астронавтов.
— Очень древнее…
Оба засмеялись. Сержант по субординации на секунду позже капитана.
— Где ты его нашел?
Лишь сержант не были ни на кого похож, со здоровым румянцем на щеках, и услужливый, как все писари.
— Это что? — капитан вытаращил глаза, один из которых был кошачьим, второй, как у покойника, — с растекшимся зрачком.
— Патронташ… — ответил Он.
Теперь Он видел только нос капитана — большой и грубый, как перезревший огурец. Чешуйки на нем блестели от пота.
— Что, что? — переспросил капитан.
— Пояс с карманами, — объяснил Он, — развяжите руки.
— А это? — Из магазина на стол посыпались патроны. Рассматривая их как побрякушки, спросил. — Как ты очутился в городе?
— Пришел, — ответил Он. — Руки развяжите.
Он подумал, что удобнее будет принять их игру и не перечить.
Сержант окунул перо в чернильницу. Поводил в ней, карябая стенки, аккуратно убрал волосок и продолжил писать.
— Таким образом… — диктовал он сам себе, орудуя языком под носом, — нарушил постановление мэра за номером…
Перо скрипело и царапало бумагу. Кляксы висели над каждой строкой. Сержант вздыхал. Видно было, что он занимается тяжелой работой.
— Пробил? — спросил у него капитан.
— Сейчас, машина заведется…
— Что значит "пришел"? — удивился капитан, снова поворачивая к нему свой нос-огурец. — У нас говорят «прибыл». Все равно ты не попадаешь под программу позитивного воздействия. Лицензии нет?
— Нет, — сознался Он.
— Вот видишь?! — Многозначительность мздоимца взяла верх, проклюнулась, как росток. Задержанный попадал под действие третьего параграфа, девятого пункта. — Для первого раза заплатишь в кассу триста монет, — сказал он, — и можешь идти.
— Ладно, — согласился Он, — развяжите руки.
