Юлий Буркин - Звездный табор, серебряный клинок
- Так и есть, - произнес голос. - Вы - Рома Михайлович Романов. Тот самый грядущий правитель, о котором сообщал Семецкий. Выходит, он не придумал это.
- "Семецкий"?! - не поверил я своим ушам. - куда ты его знаешь?!
- С недавних пор Семецкий - мой коллега, - отозвался завод. - Его личность и разум использована для управления одним стратегически важным оборонным предприятием. И я всегда могу связаться с ним.
- Ты хочешь сказать, что и ты когда-то был живым человеком?!
- Конечно, - отозвался завод. - А что в этом удивительного? Семецкий, кстати, подсказывает вопрос: разве труд приговоренных к пожизненному заключению не использовался обществом в ваше время? Он говорит, что изучал вашу историю и вашу юриспруденцию.
- Он здесь, на Петушках?
- Да. Эта планета - важнейший промышленно-стратегический объект России.
- Я могу поговорить с ним напрямую?
- Нет, такая коммутация не предусмотрена. Но вы можете общаться через меня.
- Ладно, передай ему привет.
Завод помолчал, затем произнес:
- Привет и вам. Однако он вновь просит меня, чтобы я уточнил: могли ли в ваше время в принудительном порядке заставлять преступников выполнять тяжелый или опасный труд? Он говорит, это для него важно.
Я вспомнил рассказы о том, что в СССР смертникам якобы предлагали на выбор - быть расстрелянными или несколько лет отработать на урановых рудниках... Точных фактов на этот счет у меня нет, но, думаю, это соответствовало истине. А китайцы вроде бы приговоренных к смерти использовали в съемках кино для особой реалистичности сцен убийств... У японцев были камикадзе, и они даже не были преступниками.
- В принципе зэки всегда работали... - согласился я. - Да, это так. Но не в такой же изощренной форме.
- А кто может сказать уверенно, какая форма изощреннее другой? проскрипел завод. - Хотя, если говорить честно, я полностью согласен с вами. Нет ничего ужаснее этой внедренной Рюриком технологии. Она - ад на земле. Нас уже нет, мы не можем двигать руками и ногами, но мы продолжаем мучиться. Без надежды и просвета.
- Почему же мучиться? - спросил я. - Разве мучения обязательны для того, чтобы руководить заводом?
- Каждый станок, каждая линия, каждый трубопровод и каждый вентиль этого завода снабжены датчиками, которые являются органами моих чувств, так как нервные волокна от всех этих датчиков идут в то, что заменяет мне мозг. И любая критическая ситуация в промышленных блоках отзывается болью. Ведь боль - сигнал опасности для организма. Я постоянно, непрерывно испытываю боль - сильнее или слабее. Я делаю все, чтобы погасить ее: латаю трещины в трубах, подтягиваю винты, охлаждаю перегревшиеся части... Но я работаю на пределе возможностей... Вот сейчас, например, я чувствую, что, пока болтал с вами, я слегка отвлекся от процесса, и основной каркас теперь испытывает нагрузки, близкие к критическим. Это ощущается мною так, как будто у меня одновременно ноют зубы, череп и позвоночник... Кроме того, я чувствую неполадки в подаче кислорода. Я задыхаюсь, меня тошнит... Сейчас, минутку...
- Господи Боже! - вскричал я. - Но ведь это бесчеловечно!
Некоторое время завод молчал, по-видимому, борясь с неполадками... Наконец вновь раздался его голос:
- Ну вот. Мне немного полегче... "Бесчеловечно?"... Так ведь это не человеческая технология. А для хищника это норма - использовать чужую жизнь, чужие боль и страдания в своих целях.
- Но вы ведь можете бороться, можете бунтовать!
- Бунтовать? Да стоит технику хотя бы на один вольт снизить напряжение в сети питания, как я начну испытывать такой голод, что мигом позабуду о бунте... Способов заставить нас работать тысячи.
- А можно ли твой мозг, мозг Семецкого или кого-то еще, кто уже был заводом, вернуть в человеческое тело?
- Это исключено, - ответил завод, и мне показалось, что он вновь вздохнул. - Не буду объяснять вам, Ваше Величество, нюансы этой гнусной технологии, скажу только еще раз: это абсолютно исключено.
- Что я могу сделать для вас? - спросил я, чувствуя, что к горлу моему подкатывает комок.
- Если бы я не знал, что это невозможно, я попросил бы вас убить меня... откликнулся завод. - Семецкий говорит, что вы - на редкость добрый и честный человек. Он уверен: стоит вам прийти к власти, и вы запретите использование человеческого мозга в технологических целях.
- Обещаю вам! - запальчиво выкрикнул я. - Я обязательно это сделаю!
- Хочется верить... - вновь как будто бы вздохнул завод. - Но честно говоря, не так-то это легко. Ведь вся человеческая промышленность уже десятилетия держится на этом. Дешевизна и экономичность этого производства принесли людям изобилие...
- И никто не пытался бороться с этим?! - поразился я.
- Никто ничего не знает, - откликнулся завод.
- Так уж и не знает? - не поверил я. - Таксист, который подвез меня сюда, явно чуял что-то недоброе.
- Да, в обществе бытует мнение, что зона промышленности - это нечто порочное... Но никто не знает, что тут творится на самом деле. Промышленность удовлетворяет нужды общества, и оно не сует в нее свой нос. А возможно, что любопытные и не живут долго... Семецкий подсказывает, даже главные борцы с Рюриком, "пчеловоды", существуют за счет этой технологии. Их руководитель один из главных пайщиков и владеет львиной долей акций стратегических предприятий.
Наш пострел везде успел! Паршивец! Я непроизвольно сжал кулаки.
- Кем ты был до того, как стал заводом?
- Ваше Величество, позвольте мне не отвечать на этот вопрос. Мы не сообщаем такие подробности даже друг другу. Это слишком болезненная область. Новички из внешнего мира приносят только свои имена и последние новости... Семецкий принес весть, которая всколыхнула нас всех: трон Рюрика в опасности. О, как мы возрадовались! Ведь если не станет Рюрика, возможно, не станет и этой технологии, а значит - конец нашим мукам, и долгожданная смерть принесет нам наконец избавление от боли и усталости...
- Даю тебе слово, так и будет, - сказал я решительно.
- Вы разрешите сообщить об этом всем промышленным предприятиям? - попросил завод. - Ваши слова значительно облегчат их жизнь и привнесут в беспросветную тьму их существования хотя бы искру надежды на избавление от мук.
- Сообщи, - кивнул я. - И скажи еще вот что. Борьба с Рюриком предстоит сложная. Возможно, она будет длиться еще достаточно долго. Но я обещаю время от времени, когда у меня будет такая возможность, появляться на каком-либо предприятии и подтверждать вам тот факт, что я жив и что рано или поздно я выполню данное вам слово.
- Спасибо, Ваше Величество. Да хранит Вас Господь. Семецкий... Он еще совсем недавно живет в этой шкуре, и ему особенно тяжело. Он просит убить его как можно скорее.
