Джеймс Уайт - Чрезвычайные происшествия
Все вышесказанное означает, — мрачновато закончил О'Мара, — что вам предстоит носить одну или несколько мнемограмм в течение более или менее длительных промежутков времени. Вы понимаете, что это значит?
Конвей кивнул — поскольку полагал, что понимает.
Без системы мнемограмм такая огромная многовидовая больница, какой являлся Главный Госпиталь Двенадцатого Сектора, просто не могла бы существовать. Ничей разум — ни человеческий, ни чей бы то ни было еще — не в состоянии был бы удержать колоссальный объем познаний в области физиологии, необходимый для диагностики и лечения такого числа видов пациентов. Однако полный комплект знаний по физиологии любого вида можно было получить с помощью мнемограммы. Мнемограммы представляли собой всего‑навсего запись излучения головного мозга какого‑либо светила медицины, принадлежавшего к тому же виду, что и пациент, которого предстояло лечить врачу, сородичем пациента не являвшемуся.
Доктору, становившемуся реципиентом такой мнемограммы, приходилось в буквальном смысле слова разделить свой разум с ее донором — личностью чужеродной во всех отношениях. Увы. В сознание реципиента переносились не только профессиональные познания донора, но все его воспоминания, привычки, жизненный опыт. Мнемограммы редактированию не поддавались.
– …До сих пор, — продолжал О'Мара, — вы получали мнемограммы ненадолго — на время проведения операций или поисков диагноза, после чего записи стирались. Даже в таких случаях ментальность может в значительной степени нарушиться, и порой мне приходилось устраивать для вас сеансы гипнотерапии, дабы напомнить вам, кто из обитателей вашего сознания, грубо говоря, в доме хозяин. Но с этих пор вы не получите никакой помощи.
– То есть совсем никакой? — озадаченно переспросил Конвей. Он‑то думал, что ему удастся привыкнуть к этому делу постепенно.
– Считается, что Старшие врачи — это большие мальчики, — ответил О'Мара и криво улыбнулся, а это означало, что к его насмешке примешивается сочувствие, — и что они способны вести свои ментальные сражения самостоятельно. Так что ни на какие таблетки, ни на какую гипнотерапию не рассчитывайте. Я лишь сумею давать вам советы, которые вы навряд ли сочтете полезными. Но не волнуйтесь: ваше первое задание не такое уж сложное…
Не так давно была разработана новая хирургическая методика, так объяснил Конвею О'Мара, и теперь ему, то есть Конвею, следовало обучить этой методике группу специально прибывших в госпиталь врачей‑мельфиан, дабы они затем внедрили эту операцию на своей родной планете. В последнее время Конвей как раз занимался чем‑то в духе этой самой методики, потому его и выбрали в качестве преподавателя. Муляжи, техническая помощь и более мелкие подробности — всем этим должна была обеспечить Конвея дирекция. Вообще предполагалось, что, выполняя это поручение, он в некотором роде обретет отдых.
– …Практика показывает, что с некоторыми врачами, долгое время носящими мнемограммы, порой происходят кое‑какие странности, — говорил О'Мара, когда Конвей уже удобно устроился на кушетке, а психолог, надев на его голову особый шлем, окончательно прилаживал его. Руки у О'Мара, как и сам он, были крепкие, сильные и умелые. — Некоторые люди, во всем остальном просто идеальные, психологически не способны выдержать мнемограмму долее суток. Жалуются на боли, неприятные кожные ощущения, порой — на дисфункции внутренних органов. Безусловно, все эти явления имеют психосоматическую природу, но мы оба отлично знаем, что для того, кого это касается, все ощущается, как на самом деле. В то же самое время все эти отклонения от нормы вполне может держать под контролем сильное, устойчивое сознание. Однако одной силы мало, — продолжал О'Мара. — Даже сильная психика способна рухнуть под таким напором. Нужна еще гибкость, и моя работа состоит в том, чтобы уяснить, обладает ли такими качествами безответственный ком овсянки, который вы именуете головным мозгом.
Затем О'Мара велел Конвею постараться на время процедуры по возможности ни о чем не думать, а через несколько минут снял с него шлем и, кивнув, дал понять, что процедура закончена и он может идти. Уже ощущая первые признаки раздвоения сознания, Конвей направился в кабинет директора, чтобы ознакомиться с деталями порученного ему задания.
А было это всего‑то шесть часов назад.
Конвей мысленно одернул себя и вернулся в настоящее, обнаружив при этом, что все это время вторая половина его разума обходилась без него. Он раздраженно мотнул головой, пытаясь соединить две половины между собой, и продолжил чтение лекции.
– Ранее, — сказал он, — я упомянул о почти неразрешимой проблеме лечения диабета у особей вида ЭЛНТ. В принципе этому заболеванию или его близким аналогам подвержены практически все теплокровные кислорододышащие существа. В идеале болезнь лечится рестимуляцией плохо работающей или вообще бездействующей поджелудочной железы. У некоторых видов, включая и ЭЛНТ, этот подход неприменим — он вызывает общее нарушение эндокринного баланса в организме, что почти всегда смертельно опасно и неизменно приводит к изменениям в психике.
Не годятся для ваших сородичей, — продолжал Конвей, — и более ранние и менее эффективные методы лечения диабета, заключающиеся скорее в сдерживании болезни, нежели в лечении. Ввести инсулин подкожно можно только тогда, когда у пациента тонкие кожные покровы, ниже которых лежат мышцы и жировая клетчатка, пропитанные капиллярами, через которые лекарство медленно и равномерно распределяется по кровотоку. Тело ЭЛНТ покрыто панцирем, а сделать укол через пять дюймов костной ткани невозможно. Мысль о том, чтобы просверлить в панцире маленькое отверстие и ввести в него иглу, дабы затем пациент получал препарат капельно, неприменима по целому ряду причин физиологического свойства. Прием инсулина внутрь, при котором значительная пропорция препарата выводится из организма с мочой, а остальная его часть всасывается в желудке, также не годится для ЭЛНТ, поскольку деятельность вашего желудочно‑кишечного тракта напрямую зависит от эмоционального состояния.
Все это означает, — не лукавя, закончил свою мысль Конвей, — что мельфиане пока остаются единственным видом, для которого диабет — смертельно опасное заболевание.
Все трое ЭЛНТ по очереди коротко поблагодарили Конвея за исключительно полезную, на их взгляд, первую лекцию. Сенрет — та особь, о которой Конвей упорно пытался думать в среднем роде, наиболее лестно отозвалась о лекции. При этом вторая, мельфианская половина его сознания вопила: «Она! Она!» Какой там «средний род»…
