Виталий Забирко - Операция Карантин
Полынов намазал руки пастой из тюбика, подождал, пока она застынет на коже тонкой пленкой, и вышел из машины. Его опять стало поташнивать, голова закружилась, он оперся о капот "жигулей", пару раз глубоко вдохнул и запрокинул лицо к небу.
На мгновение показалось, что он падает, но не на землю, а туда - в россыпь звезд. Летит, как в бездонный колодец, все убыстряясь, но ни одна звезда не приближается к нему ни на йоту. Так же, как и восемь тысяч лет назад, когда на Земле начали зарождаться зачатки человеческой цивилизации, равнодушно и холодно взирают они с небес на людскую суету и не замечают ее. Что такое восемь тысяч лет в жизни звезд? Один миг... Впрочем, для человеческой популяции тоже немного. Всего восемьсот поколений, восемьсот прямых предков стоит между ним, Полыновым, и тем, кто выдумал колесо, от изобретения которого и завертелась круговерть цивилизации. В одну девятиэтажку на восемь подъездов (точно такую, как в Гольяново, где Дерезницкий купил Полынову квартиру) поместились бы все его предки - как уж тут не подумать о смехотворности времени существования человечества, о его бренности и о тщетности хоть как-то проявить себя под неусыпным, но равнодушным взглядом небес...
- Эй, звездочет, - тихо позвал Алексей. - Забирай пакеты из машины и милости прошу.
Он достал из багажника сумку, взошел на крыльцо, отпер дверь, включил внутри домика свет.
Никита вздохнул, взял с заднего сиденья пакеты с провизией и направился в дом. Будь проклят Эйнштейн, доказавший, что все в мире относительно, и тем самым лишивший человека веры в бога. Ибо то, что для Вечности миг, для человека - целая жизнь, а потому ни человеку бога, ни богу человека не понять; и что есть бог, что нет его - все едино. По крайней мере, молиться ему бесполезно... Впрочем, хватит философствовать и витать в горних эмпиреях, пора возвращаться к насущным проблемам.
Комнатка внутри домика оказалась еще меньше, чем представлялась снаружи. Одно окно, крашенные серо-голубой водоэмульсионной краской стены, обшарпанный деревянный пол с широченными щелями, две кровати с панцирными сетками, голыми матрасами и подушками, три жестких стула, стол с причудливым орнаментом пятен на некогда полированной столешнице, рассохшийся шкаф. Маломощная лампочка свисала с потолка на голом шнуре, и радовала глаз только приоткрытая дверь в душевую.
- Вода есть, но холодная, - предупредил Алексей, заметив, как оживилось лицо Никиты при виде душа. - Поставь пакеты на стол, достань из шкафа постельное белье и застели кровати.
- Мы что, еще и спать будем? - с сарказмом заметил Полынов.
- Если повезет, то вздремнем, а нет - сделаем вид, что ночевали... Алексей закрыл на шпингалет внутренние ставни и выложил из сумки на стол портативную рацию и сотовый телефон. - Дай-ка мне твой пентоп и лазерный диск.
Когда Никита закончил заправлять постели и посмотрел на Алексея, тот с кем-то оживленно обменивался сообщениями на компьютере.
- Можешь пока помыться, - скосив на Никиту глаза, разрешил он. Только руки после душа не забудь опять натереть пастой. Не сжигать же нам домик по отъезду.
- Ты мне переодеться что-нибудь взял?
- Извини, но весь гардероб остался на московской квартире, - не преминул съязвить Алексей. - По "легенде" отставному капитану Додику положено в форме щеголять. Никто не предполагал, что ты в Каменке по личной инициативе переквалифицируешься из интенданта в минера.
- Ну а мыло хотя бы захватил?
- Мыло есть. И мочалка тоже. Возьми в сумке.
Полынов разделся, бросил одежду на стул и прошлепал босыми ногами в душ. Насчет отпечатков пальцев Алексей явно перестраховывался - для современных методов опознания достаточно волосинки, чешуйки перхоти, чтобы по ДНК определить идентичность личности. А в данной ситуации и этого не нужно - по косвенным данным, по описанию свидетелями внешнего облика в ФСБ легко опознают своих бывших сотрудников и внесут их в "черный список". За убийство спецназовцев расплата одна, и дело никогда не доводится не то, что до следствия и суда, а даже до задержания.
Мылся Никита с огромным наслаждением. Казалось, он смывает не только пыль и грязь с тела, но и кровь своей вендетты с души. Холодная вода взбодрила, привела в порядок мысли. Исчезла усталость, вновь возобладала бодрость духа и настроила его на работу. Философия - она для слабых и беспомощных, пытающихся оправдать свое существование на грешной земле. Богу - богово, а у Полынова свой путь в жизни.
Одно обстоятельство, правда, несколько огорчило Никиту. Хирургический разрез на бедре, сделанный на даче Дерезницкого, когда Никита извлек из-под кожи нематоду, воспалился и загноился. Неудивительно. Повязки на подобных ранах положено менять раз в сутки, а сам пациент должен если не находиться на постельном режиме, то, во всяком случае, не бегать, прыгать, ползать, закладывать мины, при этом страшно потея, нервничая и перенапрягаясь.
Когда Полынов вышел из душа, Алексей сидел у стола в одних плавках, а перед ним на экране работающего компьютера высвечивался какой-то текст. Вместо верхнего света горела невесть откуда взявшаяся настольная лампа, пакеты с провизией были раскрыты, и на столе стояли две тарелки с горками бутербродов, начатая бутылка коньяка, два пластиковых стаканчика. Алексей закончил свою работу, не дождавшись Никиты, выпил, а теперь закусывал.
- Наконец-то! - воскликнул он, прожевывая. - Я уж думал тебя за уши из душа извлекать! Пришлось грязными руками стол накрывать. - Он встал со стула. - Садись, перекуси, заодно с информацией по Пущино ознакомься. У тебя есть полчаса, пока спутник за горизонт не зашел, а я пойду мыться.
Тут он заметил воспаленную рану на бедре Полынова.
- Что это?
- Бандитская пуля... - отмахнувшись, поморщился Никита. - У тебя аптечка имеется?
- В сумке, - коротко ответил Алексей и скрылся за дверью душа. Оттуда послышался шум воды и совершенно немузыкальное мурлыканье нехитрого мотивчика без слов.
Когда Никита начал обрабатывать рану, она ему окончательно не понравилась. Края раны потемнели, вокруг нее расплылось фиолетовое пятно, а чтобы выбрать весь гной, потребовалось три тампона. В общем, кондиция не для перевязки в полевых условиях, но деваться некуда. Хорошо, в аптечке у Алексея были сильнейшие антисептики и мощные антибиотики пятого поколения. Обработав рану и всадив из шприца в мышцу бедра лошадиную дозу антибиотика, Полынов заклеил рану лейкопластырем и оделся. И только тогда впервые попытался "привязать" рану к своему желудочному недомоганию. Если это звенья одной цепи и кровь сейчас разносит по организму личинки нематоды, то его дело швах. Вряд ли в России найдется лекарство от этой тропической напасти. Зря он не послушался Сан Саныча и не прихватил с собой его "волшебную" травку, из которой получался гадкий по вкусу отвар, но зато все проблемы с нематодами снимались в одночасье. Хоть садись, пиши покаянное письмо в Центральную Африку и проси выслать чудодейственную травку...
