Евгений Филенко - Сага о Тимофееве (сборник)
– Без нас как можно?! – радостно подхватил кожаный. – Дмитрий Константинович грузинские песни петь захочет, еще два голоса понадобятся. Скоро придем, дорогой.
– Вот и хорошо, – сказал Тимофеев, которого не оставляло смутное ощущение нереальности происходящего. Как будто все шло не так, как следовало бы ожидать.
Уже на крыльце дома он услышал женский смех.
Смеялась Света. Этого не случалось так давно, что он почти отвык от мелодии ее смеха.
Тимофеев задержался на ступеньках, прислушиваясь.
Теперь-то он был совершенно уверен: что-то изменилось. Но никак не мог ухватиться за ниточку событий. Да и как он мог это сделать, ежели сам был частью изменившегося мира?
Прежние воспоминания еще не ушли насовсем. Они теснились где-то на границе сознания смутными призраками, неосязаемыми картинками, dejà vu. Но с каждым мигом нового бытия становились все прозрачнее, как клочья тумана в предрассветной низине.
Точно так же стиралось из памяти и лицо с фотографии. Но не потому, что в невообразимом и недосягаемом будущем вдруг исчезла, никогда не появившись на свет, эта смешная пра-пра-правнучка. Увиденное фото было частью событий, которые остались в межвременье. Событий, которым в магистральном потоке времени не было места.
Сморщившись от мысленного напряжения, Тимофеев пытался удержать в расползающейся канве воспоминаний хотя бы это лицо. И еще загадочную просьбу, высказанную Викой перед самым ее исчезновением. Остальное – погреб, темпотайп, горестные раздумья в обнимку с огуречной кадушкой, – было не столь важно. Он механически сунул руку в карман и нащупал сложенный клочок бумаги. Что это было? Последнее напоминание о тающем межвременье? Или мостик, переброшенный из будущего к прошлому?.. Оставалось надеяться, что мостик окажется достаточно прочен. И что поведет всех в правильном направлении.
Нет, все же изменений оказалось в избытке. Даже если логикой произошедшего подразумевалось, что Тимофеев знал о них изначально. На самом деле ничегошеньки-то он не знал, и знание только сейчас, с изрядным запозданием, докатывалось до него из новой реальности. Это было очень странное ощущение, рождавшее в нем мимолетную иллюзию раздвоенности. Один Тимофеев, прежний, сломленный, разбитый и опустошенный, как страна после нашествия варваров, отступал в тень. Все же не уходя насовсем – мало ли, как дела сложатся… А на его месте возникал из ниоткуда новый Тимофеев – прямиком из юности, не сказать чтобы беззаботной, но никакими разочарованиями зрелости не омраченной. Тимофеев со сложившейся жизнью, с не до конца растраченными силами, с невыгоревшими идеалами, с уверенностью в себе, в друзьях и в окружающем мире. Тимофеев, у которого все было хорошо.
Настолько хорошо, что было даже непривычно. И, если честно, настораживало.
А еще этот новый Тимофеев был пьян гораздо сильнее давешнего.
В сенях он слегка заблудился. Было чересчур просторно, несмотря на чьи-то громадные валенки и неохватные шубы, свисавшие с вешалок подобно тушам доисторических парнокопытных. Потом он припомнил: ну да, так и должно быть, они же несколько лет тому назад вместе с сыновьями, в три топора, расширяли пристрой к дому… Из горницы доносились громкие голоса, прерываемые взрывами беспечального смеха.
– …Зачем, говорит, вертолет? – Дима Камикадзе зычно и увлеченно делился быличками из президентской жизни. – Я, говорит, на своем «запорожец» приехал. Что улыбаешься, кацо? Думаешь, «запорожец» плохой машина, да? Если так думаешь, почему свой грузинский машина лучше не строишь? Что тут возразить? Выпили мы с ним домашнего вина, закусили зеленью и расстались с миром. Утром вызываю министра… А, наконец-то! – вскричал он, завидя Тимофеева. – Ты сядешь наконец во главу стола, как полагается патриарху, или так и будешь от всех прятаться?
– Что-то случилось, Витенька? – тихонько спросила Света, глядя на него сапфировыми очами, полными всепоглощающей заботы.
– Я… я за огурцами ходил, – неумело солгал тот.
– И где они? – взыскательно вопросил Лелик, для верности подпирая обеими руками отяжелевшую голову со вздыбленными остатками волос.
– Отвлекся на что-то, – пробормотал Тимофеев, пристраиваясь к столу.
– Н-на что? – осведомился Лелик, вращая глазками. Он был уже вполне хорош.
– Ты, министр, – небрежно проговорил Дима. – Не приставай к имениннику с глупостями. Он человек солидный и, в отличие от тебя, занятой. Тебя дома огурцами совсем не кормят?! Приезжай к нам…
– Я, может быть, спешу приступить к официальной части, – неожиданно ясным голосом пояснил Лелик.
– И подарки вручать, – добавила Тося.
– Подождите с подарками, – сказала Света. – Вот дети появятся, и начнем праздновать изо всех сил.
Тимофеев молча озирался. Необъяснимым образом горница расширилась едва ли не вдвое и стала намного светлее. Куда-то испарилась печь. В дальнем углу лестница из солидного дерева, возможно, что из дуба, вела на второй этаж. Которого не было в прошлом времени. И стол…
Стол был необъятен. Пельмени, впрочем, никуда не делись, но к ним прибавились и прочие изыски русской и национальной кухни, о которых он только читал. Зажаренный целиком зверь в лоснящейся золотой корочке был в прежней жизни не то динозавром, не то индюком. Над блюдом с зеленью витали свежие тропические ароматы. Нарубленные большими ломтями ананасы прихотливо соседствовали с дымящейся картошкой, а неизвестные науке гигантские цитрусы – с маринованными помидорами, и неизвестно, чего было больше. Из корытца с икрой торчала большая деревянная ложка. Икра была красная. Домашняя кабачковая, с перцем и чесноком, впрочем, тоже была. Серебряная текила конкурировала за популярность с хрустальной водкой, к которой алчно тянул неверные конечности разгулявшийся Лелик, а Света била по ним не промахиваясь. Глиняные кувшины с вином в гастрономическом изобилии не затерялись и, кажется, стали даже объемистее. И за этим столом было полно еще свободного места.
– Дети, – произнес Тимофеев озадаченно. – Они ведь не собирались…
– Извини, я проболталась, – улыбнулась Света, держа его за руку. – Они хотели преподнести сюрприз. Звонили пять минут назад, уже на въезде в поселок.
– Звонили, – повторил Тимофеев. – Но ведь у нас нет телефона.
– Если ты где-то посеял собственный, – рассудительно заметила Света, – это не значит, что я такая же растеряша. Я потом тебе перезвоню, найдешь по звуку.
Тимофеев в некотором замешательстве потер лоб. Конечно же, у него был телефон. Собственный. В нагрудном кармане. Как он мог позабыть?
В дверь постучали – деликатно, и в то же время уверенно.
