Андрей Егоров - Когда закончилась нефть
Я испуганно уставился на экран, ожидая увидеть очередную гастарбайтерскую морду, но это были обычные ночные новости, прямой эфир с какой-то европейской ассамблеи. Хмурый, явно невыспавшийся репортер, почти не пряча шпаргалку, зачитывал оттуда про какие-то общечеловеческие и мультикультурные ценности, приобщиться к которым призывали даже такой неотесанный международный субъект, как Россия.
— А что, Семен, разве у кого-то в ПАСЕ есть сомнения по поводу нашей страны? Разве Россия не является частью Европы? — с неожиданной экспрессией спросила репортера грудастая блондинка из телестудии.
— Э-э, хм, э-э, — потерянно замычал репортер Семен, сбившись с мысли и теперь шаря глазами по спасительной шпаргалке. Впрочем, он быстро сориентировался и, отложив бумажку, объяснил ситуацию своими словами:
— Елена, на этот счет мнения депутатов Европарламента разделились. Некоторые полагают, что наша страна должна быть подвергнута суровым санкциям. Говорят даже о гуманитарной операции по принуждению России к общечеловеческому миру. Утверждается, что граждане нашей страны ведут себя неоднозначно, что у нас много насилия, нарушения авторских прав и других безобразий. Впрочем, пока надо дождаться заключения некой секретной комиссии ПАСЕ под руководством Отто Газенвагена, которая завтра должна завершить работу и представить отчет Совету НАТО.
— Совету НАТО? — изумленно переспросила блондинка, приложив руку к своей выдающейся груди. — Семен, вы не ошиблись? Комиссия по этике и НАТО… При чем тут вообще НАТО?
Репортер деликатно кашлянул и поднял перед собой шпаргалку:
— Здесь так написано, Елена. Это документ! И я его могу продемонстрировать!
Елена подняла тонкие брови к самому потолку и пожала голыми плечами:
— Ну, раз написано, значит, так и есть, — пробормотала она и устало улыбнулась телезрителям. — Спасибо, Семен. Мы продолжаем наш выпуск. В Киеве совершена очередная серия терактов…
Про теракты в Украине я смотреть не стал, а начал щелкать пультом, разыскивая местные новости. Увы, новостей больше нигде не нашлось, зато обнаружилось неожиданно много каналов с порнухой.
Одному порнуху смотреть было неинтересно, и я снова начал было щелкать пультом, когда позади меня вдруг прозвучал мягкий упрек:
— Зря переключил, это как раз был хороший фильм. Очень тонкий, чувственный, пронзительный. Да и снят истинным художником, Хуаном Альфонсом…
Я вздрогнул и обернулся. В прихожей, небрежно прислонившись к вешалке, стоял рослый белобрысый парень в обтягивающей футболке и неприлично коротких шортах. Парень неприятно ухмыльнулся, выждал паузу, картинно потянулся, чтобы мне лучше было видно его мускулистое тело, и мягко шагнул вперед. Я пригляделся и понял, что вдобавок к своему пляжному виду этот тип был еще и босой.
— Ты как сюда вошел, приятель? — спросил я, с тоской понимая, что его ответ наверняка будет стопроцентным враньем, а узнать правду я смогу, только сломав гостю как минимум обе ноги. Но драться с таким лосем — это вам не таджиков гонять по квартире. Вон какой здоровый черт вымахал, мужественная белокурая бестия с плаката, и где только таких делают, их даже в Германии на развод не осталось, а уж у нас в России откуда им взяться, крутом чурбанье да педики…
Белобрысый сделал еще два мягких кошачьих шага, оказавшись в одном прыжке от меня.
Я встал с кресла, но кидаться первым на гостя было неохота. Глядя в его нагло ухмыляющуюся морду, я малодушно убеждал себя, что все обойдется, потому что и раньше всегда обходилось, если не дергаться раньше времени и не нагнетать.
— Какой ты милый, когда напуган, — ласково сказал мне этот хмырь, все так же криво ухмыляясь заметно накрашенными губами, и до меня, наконец, дошло, что мою тихую холостяцкую обитель посетил типичный гомосексуалист — по-нашему, пидарас. А ведь, пока помалкивал, на человека был похож.
— Стой, где стоишь, козел, — строго приказал я ему, чтоб сразу стало ясно, что я не из этих, противных, но он лишь отрицательно покачал головой и сделал пару уверенных шагов к шкафу.
— У тебя дует ужасно. Как же тут можно спать? Простудимся! — укорил меня он, сложив пухлые губки капризным бантиком.
— Ты как сюда вошел, козлина!? — повторил я свой вопрос и пошел вперед, примериваясь вломить незваному гостю с левой руки. Если сразу попасть точно в челюсть, потом можно, не торопясь, добавить пяткой в опорное колено, и все: клиент готов, а я — герой, разорвавший пасть пидарасу. Потом пацанам из универа можно будет в красках рассказать про кровавую битву и избавление мира от голубого паскудства…
Белобрысый дернулся от первого удара, и потому попал я плохо — кулак скользнул по гладко выбритой щеке, уткнувшись в мускулистую шею. А ударить колено гость уже не позволил. — поймал мою руку на излом и принялся откровенно куражиться, наклоняя меня в разные стороны легким поворотом заломленной руки.
— А вот такая поза тебе нравится, голубчик? — с непритворным интересом спрашивал меня этот козел, а я мог только мычать в ответ от боли и возмущения. Потом он все-таки отпустил меня, и я поспешил отойти на пару шагов, к столу, и встал там возле кресла. Оттуда я с ненавистью глядел на гостя, прикидывая, чем смогу его остановить, прежде чем он снова за меня примется. Такой лось и изнасиловать сумеет, если жестко работать начнет, — по почкам настучит или руки вывернет. Есть ведь такие заломы, что хрен выкрутишься. Что делать-то, граждане?
На кухне имеется набор ножей, но я ножами пользоваться не умею. Ножами только чурки горазды орудовать, а правильный пацан обязан свои проблемы на кулаках решать. Ну, это если по понятиям действовать. Хотя какие могут быть понятия с такими козлами — вломился, содомит, в чужую хату и глазки строит, как у себя в борделе.
Я даже зарычал от негодования, и белобрысый чутко откликнулся на мои невысказанные эмоции:
— Эк тебя колбасит, дурашку. А ведь я ничего плохого тебе еще не сделал. Мне просто надо у тебя тут до воскресенья перекантоваться. Не возражаешь?
— Перебьешься, — тут же грубо отозвался я, бережно растирая вывихнутое левое плечо. — Пшел отсюда.
Гость ухмыльнулся:
— А как я выйду? Покажи, будь другом.
Я быстро прошел мимо него в прихожую, отпер первую дверь и с минуту молча смотрел на бетонную стену. Это была настоящая стена, без обмана, и я снова несколько раз пнул ее в разных местах пока еще здоровой правой рукой. Без толку, конечно.
Ну и что я должен сделать, убить себя об эту стену?
Я растерянно оглядел бетонную преграду, первую дверь, а потом и всю прихожую. В углу за дверным косяком проявилась мутная длинная тень, и я радостно хмыкнул, приглядываясь, — там аккуратно стоял позабытый застройщиками-халтурщиками прут арматуры метровой длины.
