Артур Кларк - Земная империя
– Ничего опасного. Мы вели вполне дружеский разговор. Откуда мне было знать, что на соседней башне прячется безответственный идиот, который сначала нажимает кнопку, а потом думает, зачем это сделал?
– Не будь строг к этому человеку. Он всего-навсего агент, выполнявший приказ. Ему приказали защищать тебя любой ценой. А тебя, кстати, предупредили насчет приступов жестокости у Карла. Агенту показалось, что вы вот-вот подеретесь. Лазерная вспышка только временно ослепила Карла. Через несколько часов к нему бы полностью вернулось зрение. Говорю тебе: произошел ужасный, чудовищный несчастный случай. Тут никто не виноват.
Пройдет еще немало времени, прежде чем Дункан сможет бесстрастно воспроизводить в памяти всю цепочку событий. Если и существовала вина, она тонким слоем лежала на двух мирах земном и титанском. Подобно большинству человеческих трагедий, эта стала следствием не злых умыслов, а ошибочных суждений и превратного понимания…
Если бы Малькольм и Колин не настаивали на «очной ставке» Дункана с Карлом и не требовали предъявить тому «неопровержимые факты»… Если бы самому Дункану так не хотелось добиться от Карла доказательств его невиновности. Как он стремился дать своему бывшему другу шанс оправдаться… Настолько стремился, что фактически очутился в его власти. Пусть бессознательно, но ведь так оно и было, и сейчас Дункан отчетливо это понимал. Возможно, Карл и в самом деле был опасен; просто Дункан не все знал.
Похоже, они оба запутались в цепкой паутине судьбы, из которой было не выбраться. Дункану вдруг вспомнилась история гибели «Титаника». Конечно, масштабы той трагедии были несоизмеримо выше и любые сравнения выглядели смехотворно и нелепо, но он все же рискнул мысленно провести параллели. Казалось, сами боги сговорились против гигантского корабля и решили погубить его, нанизывая один пустяк на другой. Сплошные случайности. Если бы предостерегающие радиограммы не потерялись под грудой частных поздравлений и деловых депеш… Если бы айсберг не пропорол одновременно все водонепроницаемые переборки… Если бы радист корабля, находившегося в двадцати километрах от места катастрофы, не покинул рубку, когда с борта «Титаника» в холод и мрак понеслись первые сигналы бедствия… Если бы спасательных шлюпок хватило на всех… Казалось, судьба, одну за другой, обрубала все возможности спасения, пока проклятая цепь случайностей не кончилась катастрофой.
– Наверное, ты права,- сказал Дункан, желая утешить не только Калинди, но и себя.- Я никого и не виню. Даже Карда.
– Бедный Карл. Он ведь действительно любил меня. Проделать такой путь до Земли…
Дункан промолчал, хотя его так и подмывало возразить. Неужели Калинди сама верила, что любовь к ней – единственная причина, заставившая Карла отправиться на Землю? Даже человек с электроимпринтингом, оставленным дьявольской «машиной радости», не может жить под властью одной-единственной страсти. Главная цель Карла была такой пугаюше неизвестной, что Дункан почти не надеялся прояснить картину с помощью альбома и надежно охраняемых разделов в памяти минисека.
У Карла была мечта – или кошмарное наваждение,- и Дункан единственный из всех мог хотя бы отчасти ее понять. Какую же настороженность должны испытывать члены комитета «Аргус»! Эта мысль давала Дункану пьянящее чувство силы и власти, хотя временами он мечтал, чтобы знания пришли к нему иным, менее тягостным путем или не приходили вовсе.
Власть и счастье почти никогда не совмещались. Карл достиг и того и другого, но все утекло у него сквозь пальцы. Дункан пока не знал, какой полезный урок сможет извлечь из случившегося. Одно несомненно: этот урок останется с ним на всю жизнь.
Может, счастье и недостижимо. А наслаждение? Имеет ли он право на какое-то время забыть о государственных делах и повернуться спиной к загадке, изумляющей сильнее, чем все неожиданности, которые фирма Калинди предлагала своим клиентам?
Как странно. Колесо сделало полный оборот. Пятнадцать лет назад они с Карлом вот так же сидели, оплакивая живую Калинди. Теперь он и Калинди скорбят по мертвому Карлу.
Пусть это будет лишь бледная тень того ненасытного голода, что он испытывал шестнадцатилетним парнем. Пусть это принесет разочарование и ему. Что бы сейчас ни случилось, прошлое все равно не воскресить.
Дункан не обманулся в своих надеждах: все было почти так, как он и представлял. Недоставало только одного… Вкус Калинди больше не был вкусом меда.
Глава 35 АРГУС ВСЕВИДЯЩИЙ
Итак, Аргус, да не тот. В другое время Дункан бы расхохотался, но сейчас ему было не до смеха.
Намек на это пришел с очередным посланием Колина. К тому вернулось чувство минимальной достаточности, и потому послание было скупым:
«О КАКОМ АРГУСЕ РЕЧЬ? ИХ БЫЛО ТРИ».
Дункан почувствовал себя нерадивым школьником. И как он сам не догадался проверить?
Через пару минут консоль подтвердила, что Аргусов действительно было три. Один из них – упомянутый Фаррелом верный сторожевой пес Одиссея, узнавший хозяина после его длительных странствий. Вполне подходящее имя для тайного следственного комитета. Но когда Дункан стал наводить о них справки, оказалось, что «Аргус» не настолько секретен, как хотелось бы его членам. Берни Патрас знал об их существовании, равно как и Джордж Вашингтон.
– Да, они расспрашивали меня,- с некоторым смущением признался профессор – Но вам не о чем беспокоиться.
Айвор Мандельштам ответил прямее и с долей сарказма:
– Я в своем бизнесе привык к секретности и мог бы кое-чему поучить этих людей. Попади они в руки к какой-нибудь службе безопасности двадцатого века, им бы не выдержать и пяти минут допроса. Тогда применялись менее щепетильные методы. Но мне думается, такие люди необходимы. Общество всегда будет нуждаться в «системе оповещения», чтобы выявлять бунтовщиков раньше, чем те сумеют наделать бед. Я только сомневаюсь, сумеет ли подобная система вовремя сработать.
Вторым Аргусом был кораблестроитель, построивший Язонy мифический (а может, и не мифический) корабль «Арго». Дункан впервые узнал о золотом руне, и древнегреческий миф буквально заворожил его. «Арго» – это было бы неплохое имя для космического корабля. Однако даже эта ассоциация не имела ничего общего с записями Карла.
Ничего удивительного, что Карл натолкнулся на третьего Аргуса. Его пытливый ум не признавал проторенных дорог, предпочитая нехоженые, и с научной точностью всегда соседствовали самые буйные фантазии. Дункан отлично понимал, почему проект, всецело занимавший Карла в последние годы, мог называться только так. Карл назвал свое детище именем Аргуса Паноптеса – Всевидящего Аргуса, многоглазого бога, способного видеть во всех направлениях сразу. Этим бог разительно отличался от мифических одноглазых циклопов.