Семен Слепынин - Сфера разума
В кабинет редактора я вошел, однако, с некоторой тревогой. Но все обошлось. Повесть моя понравилась и скоро будет издана большим тиражом.
Возвращался я повеселевшим и уже не обращал на прохожих особого внимания. Привык. Дома сел за стол с твердым намерением: хватит "Пауков" и "Диктаторов". Буду писать о Сфере Разума.
Работал, почти не выходя из дома. Писал с увлечением по четырнадцать часов в сутки. Жена - все более редкая гостья в моей квартире - поглядывала на меня с возрастающим удивлением и каким-то опасливым любопытством. Насмешливо сощурив глаза, однажды спросила:
- Ты что, в отшельники записался? В схимники?
- Записался,- смущенно ответил я.
Она как-то засуетилась и, пожав плечами, ушла. И больше не возвращалась. Я чуть ли не пугал ее, показавшись существом непонятным. В лучшем случае - не от мира сего, как оно, пожалуй, и было на самом деле.
С тех пор в моей квартире поселился большой дымчато-серый кот. С утра он усаживался на письменный стол и посматривал на мои творческие потуги, как мне казалось, с плохо скрытой иронией.
И он прав. Что-то не клеилось у меня, не вытанцовывалось. После двух-трех ярких и хорошо выписанных эпизодов потянулись серые, маловыразительные страницы. Я догадывался, в чем дело: город! Раньше я не ощущал его бремени, а его шипение и лязг воспринимал чуть ли не как музыку. Но сейчас он давил меня. Моя душа, избалованная видениями весенних лугов, рвалась на волю.
Решил отдохнуть день или два. Ведь не все сгинуло, где-то еще сохранились поля и рощи. Утром я сел в свою машину и через час выскочил из грохота и чада на относительно тихое шоссе. Через несколько километров свернул на еле приметную дорогу, миновал пыльный кустарник, жиденькую рощу и оказался на крутом берегу Рейна.
Взглянул с обрыва вниз и отшатнулся, увидев мутный поток. Жилище для сладкоголосой Лорелеи самое неподходящее. "Ей-то хорошо,-подумал я, вспомнив Скиталицу.- Пометалась она по берегам, порыдала над погибшей рекой и, слившись с тучами, бежала в будущее. А мне туда дороги уже нет".
Собравшись с духом, я еще раз склонился над рекой. В чернильных разводах, в плавающих и меняющих форму маслянистых пятнах, во всем этом омуте чудились вампиры, пауки и еще какая-то чертовщина. Весь промышленный и научно-технический феномен моего века предстал вдруг в виде джинна, вырвавшегося из под власти человека.
Километрах в трех отсюда разместился химический комбинат. Из его огромной трубы, как злой дух из бутылки, вылетал дым. В его вьющихся клубах, в пепельно-серых и белесых извивах стал различать чалму, седую бороду в виде ятагана и узнал... дядю Абу! Только не любимца детворы и не того милого и веселого бахвала, каким он был даже в мире изгнанников. Нет, это был нынешний и весьма недобрый "дядя Абу". На его дымно хмурых губах кривилась злая усмешка.
Я закрыл глаза и в разгулявшемся, чуть запаниковавшем воображении увидел, как на других континентах из глубоких шахт высовываются серые тупые ракеты с ядерными боеголовками. Это ведь тоже нынешний "дядя Абу", способный "одним плевком" уничтожить все живое на Земле.
Неуютно, жутко стало мне на берегу Рейна, и я поспешил вернуться домой. Утром снова отправился за город и на одном из притоков Рейна нашел чудом сохранившийся уголок. На миг даже забылся: в тишине тенистой рощи шелестела листва, слышался чей-то живой говор. Уж не дриада ли? Усмехнувшись, постарался отогнать эту блажь. Травы и цветы, сосны и березы, которые я вижу сейчас, оживут по-настоящему в будущем, когда напитаются мудростью веков. До Сферы Разума им далеко. Сначала наша планета должна стать сферой разума в ином смысле - сферой разумных отношений между людьми и народами. А уж потом...
Не успел додумать эту мысль, как впереди послышались звонкие голоса, смех. Я вышел на опушку и на берегу небольшого пруда обнаружил ребятишек с удочками в руках. Я сел рядом с ними, познакомился. До дяди Абу мне, конечно, далеко, но подружиться с ребятами я сумел. Разговорились, и я исподволь, незаметно приучал своих собеседников видеть в природе что-то живое, приветливое и доброе: в цветах - танцующих эльфов, в солнечных бликах на водной глади беззвучный русалочий смех.
После обеда, когда мы опустошили багажник со съестными припасами, с запада тихо подкралась темная туча, несшая на своей крыше пену облаков, окрашенных в самые неожиданные цвета и оттенки.
- А что, если облака тоже живые? - спрашивали ребята.
- Конечно,- убеждал я.- Это волшебные кони. Видите того гнедого, с вьющейся рыжей гривой? А рядом серый в яблоках. А вон еще один. И на конях скачут небесные всадницы. Скоро они выхватят мечи, и те засверкают, как молнии.
Пока туча бесшумно обкладывала небосвод, я рассказал о своем весеннем празднике грозы. Ребята, конечно, восприняли рассказ как только что придуманную сказку. Но я здорово увлек их своими видениями. И когда обрушился шипящий ливень и загрохотал гром, ребята не стали прятаться. Они глядели в клубящуюся мглу, вздрагивавшую от огненных вспышек, потом вместе со мной плясали, тянулись руками вверх и кричали:
- Валькирии! Валькирии! Возьмите нас!
... Дома я быстро, на одном дыхании, написал главу "Валькирии и викинги", забежав тем самым несколько вперед. Потом вернулся к первым главам.
И дело пошло... Как-то странно пошло. Я начал двоиться! И не во сне или в воображении, а наяву. Словно дверь распахнулась от порыва свежего ветра, и я вошел... Не знаю, как и выразиться. Я вошел не в приснившийся мир, а в самый что ни на есть реальный. В мир, в котором я доподлинно родился и доподлинно живу... Я стою на берегу ночного, отдыхающего Лебединого озера, вдыхаю родной воздух и с жадностью вглядываюсь в небо, где мириадами звезд раскинулась красавица Вселенная - таинственная Аннабель Ли...
Так кто же я на самом деле? Едва мелькнула эта мысль, как маятник качнулся в обратную сторону - и я снова Пьер Гранье. Я снова за столом и с волнением и страхом пишу о том непонятном, что творится со мной.
Внезапно жизнь Пьера Гранье оборвалась совсем. Уж не вымысел ли он?.. Нет, вернее другое - он где-то далеко в прошлом и сам по себе, а я - Василий Синцов. Тоже сам по себе... Я один в тихо шевелящейся ночи. Я иду от Лебединого озера домой, возвращаюсь в село, как из дальних странствий. Или как человек, долго пропадавший без вести... Я иду в свой мир, вливаюсь в его бесконечность...
Шелестят метелки трав, в роще глухо ухнула знакомая с детства сова, а вдали, басовито гудя, пролетели ночные жуки. Над лесостепью плывет луна, путаясь в сизых и вытянутых, как вербный лист, облаках. И вдруг в стороне, еще далеко за селом, послышалось всхрапывание лошадей и тихо запела свирель... Кто я?
