Юрий Алкин - Цена познания
Через минуту после его ухода в комнату вошел Тесье, держа в руке какие-то белые листки.
– У меня нет времени, – сухо начал он без какого-либо приветствия. – У меня нет времени разбираться с вашими капризами и детскими кошмарами. Ваша нелепая подозрительность уже обошлась мне очень дорого и продолжает высасывать деньги и усилия из моего проекта и моих людей. Срочные билеты из Таиланда обходятся, между прочим, весьма недешево.
Он сел на стул и угрюмо уставился на меня из-под сросшихся бровей.
– Я не буду разбираться в ваших побуждениях. Только что вы получили доказательства, которые я нахожу неопровержимыми. И не воображайте, что я делаю это из страха перед этой мифической организацией. Вашим фантазиям я не верю ни на грош.
Я открыл было рот, но Тесье не дал мне сказать ни слова и четко угадал мой вопрос.
– Не верю, потому что это полнейшая ерунда. Если бы вы были посланы полицией, вы не бегали бы по девочкам, вместо того чтобы заниматься делом. Кроме того, мы проводим доскональную проверку всех кандидатов и узнаем о них больше, чем они сами знают о себе. А про байки об исчезающей молодежи я вообще не говорю. Надо быть параноиком, чтобы сделать такие идиотские выводы из какой-то тетради. Что он там понаписал? Да, разумеется, ваш разговор прослушивался – брюзгливо сказал он, заметив мое движение. – Только не делайте обиженное лицо. Короче, доказательства вы получили. А чтобы вы совсем перестали сомневаться… вот… ознакомьтесь.
И он небрежно бросил на стол свои листки. По гладкой кремовой поверхности стола веером разлетелись черно-белые фотографии. Я осторожно взял ближайшую.
Секция Встреч. Снято из угла, недалеко от длинного прохода. На переднем плане – чья-то мощная спина. Справа от нее вполоборота стоит Ева. А между ними, чуть поодаль… да, это не ошибка… ребенок. Мальчик. Ему года три, не больше. Сияющий карапуз радостно бежит навстречу камере. Точнее, несется он, конечно, к человеку, стоящему спиной к камере. Маленькие ручки с растопыренными пальцами протянуты вперед. Все лицо – одна сплошная радость. Хоть бери и используй для плаката о счастливом детстве.
Я отложил фотографию и взял следующую. Тот же ребенок на диване в окружении моих хохочущих «родителей». Указывает пальцем на Третьего и что-то говорит с непосредственной детской улыбкой. Рядом стоят Адад, снова Ева, Шинав. Сзади виднеются несколько фигур, но кто они, понять невозможно – слишком далеко. Видимо, мальчонка только что выдал что-то забавное, так как все присутствующие заливаются смехом. Актеры первого поколения (если это действительно они) поразительно похожи на моих современников. Их практически нельзя отличить от людей, с которыми я разговариваю каждый день.
Еще фотография – те же действующие лица, только мальчик уже стоит на диване, опираясь на плечо Второй… Секция Поэзии. Тринадцатая что-то с выражением декламирует. Мальчик спит в кресле у нее за спиной…. Секция Искусств. Шинав с мальчиком. Указывая на картину, что-то объясняет, ребенок слушает с неожиданным для его возраста вниманием… Игры, беседы, веселые моменты странного детства.. .Последняя, фотография. Снова Секция Встреч. Ребенок сидит на диване и, склонив голову, слушает, как ему читают книгу. А читает ее ему… Пятый. Я.
Я поднял взгляд на Тесье. Он хмуро и выжидающе смотрел на меня.
– Ну? – осведомился он, – это достаточно убедительно?
– Интересные фотографии, – уклончиво ответил я.
С того момента, как он кинул снимки на стол, я гадал, каким образом мне выгоднее всего отреагировать. Кадры были, бесспорно, убедительные. И мой первый гость, будучи живой копией Шеналя, блистал здоровьем. Доказательства и в самом деле выглядели неоспоримыми. Почти неоспоримыми. Как ни соблазнительно было поверить им и забыть об этом кошмаре, я не мог сделать этого, не покривив душой.
Ведь мы проверили всех актеров. Всех до единого. А создать живую копию не так уж сложно, особенно при их многолетнем опыте. Не говоря уж о фотографиях. Так что ни одно из этих доказательств не опровергало мои выводы окончательно. Но с другой стороны, что дало бы мне сейчас запирательство.? Несмотря на то что Тесье мог избавиться от меня одним движением пальца, он это не делал. Взамен он предпочел пойти на заметные неудобства, убеждая меня в том, что мои подозрения беспочвенны. Значит, каковы бы ни были бы его побуждения, у него есть причины оставлять меня в живых. Он ведет себя так, как будто не собирается причинять нам вред. Предположим, он врет, и эксперимент все же ведется над нами. Чего я добьюсь, заявив ему сейчас о своем недоверии? Только того, что он махнет рукой на все уговоры и решит, что «хороший свидетель – мертвый свидетель»? И сегодня же ночью претворит эту концепцию в жизнь? А уж если допустить, что мы все-таки, ошиблись… Тогда выходит совсем глупо. Продолжая упорствовать, я просто отказываюсь от того остатка денег, которые он еще может мне заплатить.
Все эти мечущиеся мысли вели к одному выводу – надо сделать вид, что я верю. Но не признавать, что я все выдумал про полицию. Потому что, если Тесье лжет, это единственная причина, по которой мы все еще живы. Пусть думает что угодно. Пока надо согласиться, а там посмотрим. Но ведь это несовместимо. Если я верю – значит, я выдумал свою «полицейскую версию». Если я настаиваю на ней – значит, я по-прежнему не доверяю ему. Кроме того, Тесье прав: если бы меня заслали сюда, я не стал бы рисковать всем, встречаясь с Мари. Просматривая снимки, я метался от одной идеи к другой, пока последняя карточка не легла на стол. Так и не придя к однозначному выводу, я произнес:«Интересные фотографии».
И стал ждать его реакции. Реакция последовала незамедлительно и только лишний раз подтвердила, с каким проницательным противником я столкнулся.
– Колеблетесь, – сказал Тесье.
Тон его был не вопросительным, а утверждающим. Затем он стал участливым.
– Перед вами такая сложная дилемма. Признаться этому людоеду в своей глупости или цепляться за свою версию? А вдруг он прав? А вдруг нет? Вопрос жизни и смерти… Хватит! – вдруг рявкнул он. – За все время существования проекта я ни разу не сталкивался с подобной глупостью! Да если бы мы экспериментировали над актерами, неужели бы я с вами разговаривал?! Прихлопнул бы как муху – и дело с концом!
И странно – хотя этот взрыв негодования мог быть искусственным, он каким-то странным образом уничтожил мои сомнения. Если бы Тесье уговаривал меня, взывал бы к совести и рассудку, сетовал на то, что я не даю им нормально работать, я бы проигнорировал все его увещевания. Но он, не мудрствуя лукаво, признал, что при других обстоятельствах уничтожил бы меня. Конечно, он мог разыграть этот гнев, он мог сейчас спокойно продумывать следующую реплику, он мог снова обманывать…