Анна Фенх - Ружья еретиков
«Никогда не было так худо, – подумал он тихо, чтобы громкая мысль не отдавалась болью в страдающем мозгу. – Странно, что жив. Почему не убили? На кровати лежу. Потому что мягко и нигде не давит. Если бы давило – было бы больнее. Кажется, тепло. Звуков почти нет, значит, где-то в здании. В плену?»
– Лейтенант Китт, – раздался в помещении тихий женский голос. – Вы пришли в себя.
Последняя фраза не была вопросом, поэтому Еретик ничего не сказал. Он попытался открыть глаза, но, приподняв веки, ничего не увидел.
– Не вижу, – хотел сказать он, но получилось какое-то бульканье. Разбитые губы по ощущениям напоминали оладьи.
– Что? – обладательница голоса приблизилась.
– Глаза, – смог выговорить Чейз почти внятно.
– Здесь темно, – сказали ему. – Чтобы вас не потревожил свет. Если хотите, я включу ночник.
Еретик промычал что-то утвердительное. Даже боль, кажется, стала чуть слабее, когда он испугался, что ослеп. Хорошо бы поднять пальцы к лицу и удостовериться, что глазные яблоки вообще на месте и что это не фантомные боли в глазницах. Хорошо бы все тело так проверить, прощупать, прогладить, убедиться, что оно целое, настоящее, живое. Пересчитать пальцы, снова прижать ладони к лицу. Жаль, что нельзя пошевелить рукой. Правая почему-то болит сильнее, а левая, кажется, привязана.
В этот момент Еретик различил мутное сия- ние и медленно выдохнул. И сам не заметил, как задержал дыхание. Сияние двоилось, но Чейз смог разглядеть лампу на столике и женский силуэт рядом с ним.
– Я введу вам обезболивающее и стимулятор. С вами хочет побеседовать полковник. Как только действие препаратов закончится, вы уснете.
– Кто вы? – эти два слова получились более или менее разборчивыми.
– Сиделка. Медсестра. – Еретик мысленно усмехнулся – сиделка говорила отрывисто, почти как Дишлав Мору. – Лежите спокойно. При скудном освещении не так просто попасть в вену… Аккуратно, лейтенант, вы не чувствуете, но здесь капельницы… Еще препарат… Потерпите, лейтенант. Осталось всего два шприца… Готово, сейчас станет легче. Повремените. Я позову полковника.
Силуэт пропал, но в глазах явственно прояснялось. Странно, что она сказала «повремените». Как будто он сейчас вскочит и сбежит.
Боль не ушла, но словно притупилась. Развернулась спиной к Еретику, перестала на время грызть кости и внутренности, перестала на время размеренно бить тяжелой когтистой лапой в грудь, в такт ударам сердца.
Через несколько минут Еретик смог приподняться, опираясь левой рукой о стену. Действительно капельницы. Прозрачный раствор, желтоватый раствор и зачем-то пакет с мутной красной жидкостью. Кровь?
В таком полусидящем положении Китт и встретил Мору. Вошедшая с полковником медсестра помогла Китту сесть так, чтобы его спина и плечи покоились на подушке, и сразу вышла, бесшумно притворив за собой дверь.
– Не отдавайте честь, – махнул рукой полковник, и Еретик мысленно удивился – ему почему-то даже не пришло это в голову. А должно бы. Наверное, сильная контузия.
– Вы перепутали кнопки, Еретик, – сказал полковник Мору. – Вы включили «энтузиазм». Вместо «депрессии».
– Это многое объясняет, – ответил Еретик.
Объяснять полковнику про дымовую завесу было бы глупо. И уже не важно.
– Гвардейцы чудом не уничтожили излучатель в буйном припадке. Нам очень повезло. И вам, лейтенант, тоже.
– Не уверен, что меня ваше везение касается, – сказал Чейз, аккуратно, чтобы не слетели капельницы, поднял левую руку и коснулся пальцами разбитого лица, чувствуя, что на щеку наложено несколько швов.
Но полковник Мору скупо качнул головой:
– С этим тоже повезло. У них было оружие. Они палили в потолок. Могли в вас. В остальном все по плану. Излучатель в наших руках.
– Что теперь?
Полковник присел на стул, вынул сигареты, затем вскинул голову, посмотрел на Еретика и, передумав, сунул пачку обратно в карман.
– Уничтожим дистанционный пульт управления. Это слабейшее звено системы. Строим более мощный излучатель. Планируем произвести еще сотню. Большую часть на границы. Оставшиеся переместим в новую столицу. Город значительно севернее. Несмотря на ошибку, вам все удалось. Ваша заслуга велика.
– Заслуга перед кем? – Чейз усмехнулся. – Перед чем? Перед Империей и Его Императорским Величеством? Это вряд ли. Тогда перед чем?
– Перед новым миром, – жестко сказал Мору. – Оставьте ваши проимперские настроения. Несвоевременные настроения. Империя была обречена. Вы знаете это не хуже меня. Империя воевала и проигрывала. Убивала свой народ. Империя была нежизнеспособна. Иначе мы бы с вами сейчас не говорили.
– Кто теперь у власти? – спросил Еретик.
– Власть должна быть анонимной. Важно не то, какие люди у руля. Важно то, куда они собираются рулить. Сейчас главное закончить войну. Мы ее закончим.
– Мы? – переспросил Еретик. – Значит, и вы у руля, полковник?
– Разумеется. Как и последние тридцать восемь лет. Я буду нужен любой власти. И такие люди, как вы, лейтенант, тоже.
– Предлагаете мне работу на новое правительство? – Китт посмотрел на тыльную сторону собственной ладони, пытаясь определить по повреждениям, как давно они были нанесены, но не хватало света.
– Не сейчас. В этом виде вы, лейтенант, мало что сможете сделать. Из училища вас вынесли в состоянии паштета. Без преувеличений. Впрочем, вы не полевой сотрудник. А научный сотрудник вполне может работать и с фаршем вместо скелета.
Мысли текли медленно, словно фильтровались через многослойную плотную вату. Путались в ней, процеживались по частям. А потом Еретик вдруг понял, что с ним стало.
– Меня не залатают? – только и смог спросить Чейз.
– Хромать будете всю жизнь. Вы ведь левша? Это хорошо, потому что правая рука будет плохо вас слушаться. Много швов – много шрамов. Повреждены внутренние органы. Будет пересадка. Тогда поживете еще. Если не будет отторжения. Сейчас война, мы найдем любую часть тела. Но пересаженный орган протянет лет пять. Максимум. Вы должны понять. Мы отложим вашу смерть. Не вылечим. Вы ведь сам врач.
– Да, я понимаю, – сил на отчаяние уже не было. – Какую работу я буду выполнять? Вы должны понимать, полковник, что если вы посадите меня за перекладывание бумажек, я сделаю с собой что-нибудь страшное.
– Вряд ли вы, лейтенант Китт, сможете сделать с собой нечто более страшное, чем с вами сделали гвардейцы.
Мору некоторое время раздумывал, словно отдыхал после произнесения такой длинной фразы, разглядывал Еретика.
– Вы поедете далеко отсюда. Эта ваша особенная реакция на излучение не позволяет использовать вас на фронте. Не позволяет использовать в столице. Вы поедете в Область Отклонений. Я читал ваше дело, лейтенант. Вы хотели там побывать. Пусть это будет наградой за службу. Поощрением от нового правительства. И залогом для будущих поощрений. Вы ведь примете перевод в Область, лейтенант Китт?
