Геннадий Тищенко - Операция «Гильгамеш»
К нему подошел командир, прослушал. Помолчал.
— Пиня, ты из нас самый русский… — обратился он к радисту. — Что это может значить: «просит рыбки, температура высокая?»
— Вызов подлодки, с лазером… — почти не задумываясь, ответил Пиня.
— Зачем им лазер? — поинтересовался старший.
— Это ж так понятно: нас поджарить, — предположил Пиня.
Все расхохотались.
— А вот насчет подлодки — очень даже похоже на правду, — задумчиво проговорил штатский. — Не будем гадать, через полчаса — связь с материком. Может, родят что-то умное?..
Двое боевиков, охранявших катера Никиты, ели тушенку прямо из банок, хрустели сухими подсоленными хлебцами, запивали кофе. Автоматы лежали рядом. У одного висел на шее сильный морской бинокль, у второго — прибор для ночного видения. То один, то другой прикладывал оптику к глазам, шарил по пустынному морю и возвращался к еде.
— Не хрена бояться, Федь, — сказал первый, закуривая в кулак. — Перестраховывается наш Никитка… Ты же знаешь, как он Легата боится…
Федя поднялся, подошел к воде и помочился.
Головы, появившейся в темной воде, увидеть было невозможно.
Справив нужду, Федя вдруг почувствовал, что хочет спать.
— Что я заметил, Сём! — Федя подошел к напарнику. — От морского воздуха здорово в сон тянет. Это у меня с детства. Я ведь в Жданове вырос, нынче его в Мариуполь переименовали… — Федя потянулся и зевнул. — Короче, я покемарю пока, а потом ты поспишь… Добро?
— Нас же через пару часов сменят, — позевывая, отвечал Сёма. — Потерпел бы. Придурок полкана спустит.
— Если не стуканешь, никто не усечёт… — Надев автомат на шею, Федя улегся, поворочался, подложил руку под голову и прошептал: — Минут через двадцать — буди, добро?
— Добро-добро… — укоризненно отмахнулся Сёма, и осторожно прикурил, пряча огонек под оттопыренной курткой…
Инга вынырнула и огляделась.
Луны еще не было, но светлые борта катеров, хорошо выделялись на бесформенной темени берега, в десятке метров от нее. Правее катеров она различила сидящего с автоматом на коленях боевика.
Голова Инги бесшумно погрузилась в воду и появилась недалеко от кормы левого катера.
Боевик с автоматом не спал. Он с беспокойством озирался по сторонам, не выпуская автомата из рук.
Инга опять погрузилась в воду, чтобы, пару минут спустя, снова всплыть.
Без малейшего звука Инга проползла слева от катеров на берег. Ее била дрожь и она сжимала зубы, чтобы не стучали…
Израильский радист поднял руку. Командир и штатский подошли к нему.
— Спрашивают, захвачен ли объект?
— Скажи, «Шолом» скоро вернется. — Командир закурил и посмотрел на часы. — Да и действительно пора уже…
— Приказано быть на связи, докладывать немедленно!..
— А вот нервозность нам не нужна, — заметил штатский.
Ему никто не ответил. Всех привлек негромкий звук у входа, вслед за которым полог откинулся, и четверо бойцов внесли девушку, спеленатую пляжным халатом. Рот ее был завязан полотенцем. Она извивалась и что-то мычала. Следом ввели парня. Филиппа Батлера. Он был совершенно спокоен.
— Если будешь вести себя хорошо, тебя отпустят, а если нет… — Командир показал ему пистолет: — Понял?..
Как и человек в штатском, командир говорил по английски совершенно чисто.
Парень пожал плечами и кивнул.
Офицер, доставивший его, снял наручники.
— Успокой ее, — сказал командир. — Мы не террористы. Давай! Обними ее и поцелуй… Короче сам знаешь, как лучше…
— Кто вы? — хриплым голосом спросил парень на английском языке. — Почему нас схватили? Мы американские граждане! Вы за это ответите!..
— Не задавайте, пожалуйста, лишних вопросов, — вежливо ответил на английском штатский. — И, вообще, ведите себя потише. Успокойте лучше свою подружку. Итак, кто вы?
— Меня зовут Фил. Филипп Батлер. Я из Вашингтона. Мы туристы. Проводим здесь медовый месяц. А мою подругу… точнее жену, зовут Рэйчел. — Он повернулся к девушке и стал развязывать рукава халата.
Штатский кивнул бойцам, они вышли.
Фил прошептал что-то Рэйчел на ухо, и она успокоилась. Только плечи ее еще некоторое время судорожно вздрагивали.
— Снимите с неё наручники! — поднимаясь на ноги, попросил Фил. — Рэйчел немного выпила… Она спала, когда эти ваши… схватили ее. А со мной можно было поговорить и на берегу.
— Это не та девчонка! — сказал штатский, рассмотрев лицо Рэйчел. — Черт возьми! Позови Ицхака. Пусть принесут еще стулья…
Инга проползла по дуге, оставив дозорных Никиты сзади. Ладони, а особенно локти и колени болели от мелких камешков.
Через несколько минут она оказалась почти за спиной сидящего боевика.
Слегка приподнявшись с земли, она увидела его в профиль. Боевик вскинул голову, прислушиваясь.
Инга успокоила дыхание, сконцентрировалась и дала мощный посыл: «Ты весь день хотел отдохнуть… Теперь, наконец, можно… Отдохни… Расслабься… Спи!»
Довольный тем, что никто не застал его курящим, Сема затушил сигарету и свесил голову на грудь.
«Я только пару минут… — успел подумать он. — Даже ложиться не буду… Так, прямо сидя…» — Он легонько всхрапнул и уснул, успокоенный.
Инга, выждав минуту, подползла к тому, кто спал сидя, и точным ударом отключила его.
Ее тонкие пальцы быстро расстегнули куртку и штаны.
Аккуратно перевернув боевика на спину, она высвободила из одежды одну его руку. Потом перевернула его обратно на бок.
В это время шевельнулся второй боевик. Федя.
Инга подкралась к нему и нажала нужную точку на шее, углубляя сон неосмотрительного Феди. Затем вернулась к первому и раздела его.
Быстро одевшись в камуфляжную форму, пропахшую мужским потом, она связала брюки узлом на талии, сняла подсумки и разложила их по карманам куртки. Подумала немного, сделала ремень короче и затянулась потуже. Надела его вместе с флягой.
Затем, уложив спящих рядышком, Инга подобрала автомат и бесшумно растаяла во тьме…
— Я в последний раз спрашиваю: кого ты видел на берегу?.. — Штатский сидел напротив Фила и напряженно глядел ему в глаза. — Не волнуйся, с твоей Рэйчел беседует женщина… Она с ней, а я — с тобой… Мы мужчины, и должны говорить открыто, по-мужски… Ты любишь свою Рэйчел, она красивая, добрая… Она тоже любит тебя… Ты заботишься о ней… Ты хочешь ей помочь… Мы думали, она русская… Ты можешь доказать, что ты и твоя Рэйчел не разведчики?.. Ты хочешь спасти, свою любимую?
Глаза Фила не моргали, губы едва шевелились.
