Алексей Домнин - Поиск-81: Приключения. Фантастика
Ваське и Славке выпало расчету сорок четыре рубля с маленькими копейками. Из них удержали десять рублей аванса, пятерку друзья отдали Стасику.
— Вместе с тем, что выручили вчера, имеем сорок тугриков наличными! — заявил Тарабукин. — Повкалываем еще недельку, глядишь — и ту-ту! Поехали! Стасик нам еще поможет, я с ним уже разговаривал. Слушай, Слав, что я придумал: мы с тобой все-таки много тратим, потому что все деньги носим при себе и не можем иногда удержаться. Предлагаю отдать их на хранение Галине Христофоровне и брать у нее каждый день по рублю.
— По рублю мало. Работаем же, питаться надо!
— Ну… по рубль сорок, предположим!
На том и порешили и пошли к завбазой. Она сначала опять не поняла, зачем они пришли, но, разобравшись, отнеслась к их просьбе вполне сочувственно и положила деньги в сейф.
— Нор-рмально! Нор-рмах! Нормалек! Нор-рмалеус!.. — И они выкатились на территорию, где грузчики и кладовщики с экспедиторами снаряжали машину за пивом: по всему было видно, что никакой работы на базе уже не будет.
— Поехали купаться! — предложили ребята Стасику.
— Надо сначала поставить машину, переодеться. А то потом будет неохота. Ну, давайте я вас отвезу на пляж, а после подойду.
С утра друзья удивлялись своему шоферу: деловито снующий среди овощебазовского люда в синей застиранной рубашке с торчащей из кармана путевкой, он утратил вчерашнюю значительность и не жалел об этом, кажется. Трудно было даже сказать, что ему больше подходит, — до того он казался на месте и здесь и там.
Стасик отвез их на пляж и оставил; сам появился часа через два, и тогда Славка оставил друга со Стасиком, а сам побежал в «Спорттовары». Может быть, удастся еще и уговорить Мариамку отпроситься раньше с работы, тогда они погуляют подольше, сходят в кино — у Васьки есть еще при себе рубль…
— Хорошо, Славик! — сказала девчонка. — Я постараюсь. Только ты не стой сейчас здесь, а то все поймут, что я отпрашиваюсь на свидание. Тогда не отпустят. А так я что-нибудь придумаю…
Он вышел на бульвар и сел так, чтобы видеть двери магазина, не упустить момент, когда выйдет Мариамка. Снова завыли над головой самолеты, и Славке стало грустно в чужом городе. Он вспомнил деревню об одну улицу, где жила бабушка Глаша, к которой ездил раньше каждое лето, речку Язьву под самыми окнами, жирных карасей на Черном озере за рекой, одноглазого петуха Оську, бабкин суп из удивительных растений — пистиков… Там были покой, тишина, ни о чем не надо думать. Хорошо бы приехать туда с Мариамкой! Наверно, она понравилась бы бабке Глаше.
Тут вроде, если подумать, все складывалось хорошо, нормально: работа, самостоятельность, приключения, знакомство с самыми разными людьми. Ведь если бы они с Васькой жили обыкновенными курортниками, то это, наверно, быстро надоело бы. Самое главное — вряд ли тогда он познакомился бы с Мариамкой. Лежал бы, грел пузо на пляже, на взятом напрокат лежаке… Так что все вроде нормально. И в то же время ужасно ненормально… Но в чем заключается эта ненормальность, Славка еще не мог точно определить. Может быть, дело в десятке, которую они вчера так успешно заработали на продаже Стасиковой книги? Славка вспомнил какую-то брезгливость в лице покупателя, когда тот глядел на них, и его передернуло от запоздалого унижения. Вспомнил, как дядечка старался поскорее все закончить и уйти от них, а Васька деловито объяснял ему, куда надо положить деньги, когда взять из портфеля книгу.
Но в чем, собственно говоря, Васькина вина? Ведь деньги им действительно нужны, и они не сделали ничего плохого, только выполнили Стасикову просьбу. И потом — осуждать других всегда легко, а что ты сам-то сделал для того, чтобы жить здесь относительно безбедно и даже копить деньги на билеты домой? Набезобразничал в Москве, потерял документы… А Васька все время крутится, хлопочет, все делает, чтобы было лучше. Так-то, брат Славка…
Вечером луна стояла над платанами, далекий Ковш висел в черном небе. Вообще звезды были очень ясные, какие на Славкиной родине бывают только весной, в хорошие темные ночи, когда еще не сошел снег. Мариамка доверчиво прижималась к нему, говорила и смеялась сегодня меньше, чем всегда, и Славка от этого очень волновался, чувствовал, как колотится сердце, едва он поворачивал голову и видел перед глазами крутой, падающий на щеку Мариамкин завиток. Иногда они останавливались, и Славка бережно, слегка касаясь, целовал ее в глаза и в губы.
— Ты любишь меня, Мариамка? — спрашивал он.
Она ничего не отвечала, только улыбалась растерянно, а один раз сказала:
— Вдруг ты уедешь и забудешь?
— Разве может так быть, чтобы я забыл тебя?
Черноморские звезды долго еще сеяли свой свет на платаны, затем стали меркнуть; исчез, растворился Ковш. Солнце поднималось из-за моря, и за каждым из сторожевых катеров, проходящих вдоль берега, вставала маленькая радуга.
34За Мариамкой закрылась дверь, и послышались шаги: это она поднималась по лестнице. Славка остался один; кругом было тихо, и окна в домах отливали слепо и розово. Ему захотелось вдруг взбежать к дверям Мариамкиной квартиры и стучать, звонить, пока она снова не появится. Но он переборол себя и тихо пошел прочь. Целый огромный день не видеть Мариамку! Тоска и одиночество…
Расстались мы; на миг очарованьем,
На краткий миг была мне жизнь моя;
Словам любви внимать не буду я,
Не буду я дышать любви дыханьем!
Я все имел, лишился вдруг всего… —
вспомнились ему строки стихотворения Баратынского, и стало почему-то легче. Он стал вспоминать дальше, но не мог. «Как там: «Лишь сон… лишь начала сон… исчезло…» — нет, не вспомнить». Ему казалось, что самое главное — дальше, в следующих строках. Славка ускорил шаг и уже не вздрагивал от утреннего озноба.
«Что, что же там дальше? Да, и есть еще одно стихотворение… «Как сладкое душе воспоминанье, как милый свет родной звезды твоей…», «Как сладкое душе…», «Плещущий колокольчиками гавот», — это не оттуда, но тоже хорошо, тоже почитать бы… скорей, скорей!..»
В прокатный пункт Славка вошел легкими шагами, от нетерпения затаив дыхание. Ну, где там книжечка? На обычном месте, в изголовье лежака, ее не было. Он осторожно тронул Васькины волосы и тихо спросил:
— Вась, а где Баратынский?
Тарабукин проснулся, сел и сказал хрипло:
— А-а, это ты? Пришел, гуляка? Ложись давай, а то скоро на работу.
— Сейчас, подожди. Только почитаю немножко. Где книжка-то? Ну, стихи!
Васька вильнул взглядом, поскреб в затылке.
— Нету.
— Как это нету? Ты чего?
