Алекс Паншин - Обряд перехода
Дебаты продолжались два часа. После выступлений Папы и мистера Персона спорила уже вся Ассамблея, причем временами публика здорово озлоблялась. На Корабле нет искусства, заметил кто-то, и это — лишнее свидетельство бесплодности нашей жизни. Оспаривать этот вывод принялся Лемоэль Карпентер, но мистер Мбеле дал ему превосходный ответ. Поклонившись, он сказал просто:
— Сэр, вы не правы, — и снова занял свое место.
Наконец Папа призвал прекратить дебаты. Мнения разделились четко, и каждый занял определенную позицию.
— Кажется, всем все достаточно ясно, — сказал он. — Дальнейшие споры будут лишь суммированием мнений, и нет смысла дискутировать дальше. Я предлагаю голосовать. Вопрос, к которому сводится проблема, следующий: что нам делать с Тинтерой? В решении, в ответе на этот вопрос и заключается цель данной Ассамблеи. Те, кто согласен с мистером Персоном, будут голосовать за перемену нашего образа жизни по моделям, им предложенным. Те же, кто согласен со мной, будут голосовать за уничтожение Тинтеры и продолжение той политики, которую мы проводим на протяжении вот уже ста шестидесяти лет. Я честно изложил суть, мистер Персон?
Мистер Персон кивнул.
— Я поддерживаю предложение голосовать.
— Предложение внесено?
Со стороны Ассамблеи было полное единодушие.
— Предложение внесено. Предметом голосования будет: следует ли нам уничтожать Тинтеру? Все, кто с этим согласен, голосуют «за», все, кто против, — голосуют «нет». Контролер, зарегистрируйте голоса.
Я нажала кнопку. На табло снова появились цифры: «да» — зеленым, «нет» красным. 16408 против 10489. Тинтера должна прекратить существование. Прошло несколько минут, и Ассамблея завершилась. Амфитеатр начал пустеть, но мы с Джимми задержались, заметив, что к нам пробирается мистер Мбеле. Он подошел к столу и долго ничего не говорил, наблюдая, как Папа собирает свои бумаги.
— Так значит, мы снова вернулись ко временам «морального дисциплинирования», — произнес наконец мистер Мбеле. — А я-то думал, они давно миновали.
— Мог бы поднять этот вопрос, Джозеф, — ответил Папа. — В данном случае, мне кажется, «моральное дисциплинирование», если тебе хочется употреблять это затасканное выражение…
— Эвфемизм.
— Пусть будет эвфемизм. Так вот, я думаю, что оно оправдано. Таковы обстоятельства.
— Я знаю, что ты так считаешь.
— Ты мог высказаться. Почему ты не сделал этого?
Мистер Мбеле улыбнулся и покачал головой.
— Сегодня это было бы бесполезно, — ответил он. — Перемены не происходят легко. Мне придется дождаться другого поколения. — Он кивнул на Джимми. Спроси вот у него, как он проголосовал.
Он знал Джимми, и в душе у него не было никаких сомнений.
— Незачем, — сказал Папа. — Я и так знаю, как голосовали они оба. Мы с Мией все три дня последних спорили об этом, и я знаю, что у нас разные точки зрения. Не сделал ли я ошибки, отдав ее в твои руки?
Мистер Мбеле был удивлен. Он посмотрел на меня и тут — впервые — поднял брови.
— Сомневаюсь, что это из-за меня, — сказал он. — Но если это правда, значит ты сам проголосовал против своего предложения. Времена меняются. Я надеюсь, что это так.
Он повернулся и пошел прочь.
Я обратилась к Папе:
— Джимми хочет помочь мне упаковать вещи.
— Ладно, — сказал Папа. — Увидимся позже.
Я покидала свою квартиру. Решение это я приняла в начале этой недели. Дело было не только в том, что у нас с Папой оказались совсем разные взгляды, и когда он меня об этом спросил, я ответила, нисколько не кривя душой:
— Просто я считаю, что лучше мне переехать… Кроме того, скоро к тебе вернутся мама.
— Откуда ты узнала?
— Мне так кажется. — Я улыбнулась.
Я давно понимала, что, когда мать вернется, я должна буду исчезнуть с их горизонта. И в любом случае теперь я была Взрослой, и самое время для меня перестать держаться за Папину руку.
Однако я не была с ним искренней до конца и, подозреваю, он это понял. Мы больше не смотрели на жизнь одинаково, и это создало бы определенные трудности, продолжай мы по-прежнему жить в одной квартире, пусть даже делая вид, будто ничего не изменилось. А я изменилась, но это произошло не только благодаря мистеру Мбеле. На меня повлияли многие люди, и сам Папа в том числе. Если бы мы с ним в свое время не переехали в Гео-Куод, не сомневаюсь, я никогда бы не проголосовала против уничтожения Тинтеры, даже если бы каким-то чудом вернулась с Испытания.
Уходя из Амфитеатра, мы с Джимми видели, как Папа позвал Джорджа.
— Совет хочет поговорить с тобой до вылета, — услышали мы Папин голос.
— Ты сидел рядом с Джорджем. Как он проголосовал? — спросила я у Джимми.
— «За».
— Знаешь, они ведь его собираются послать…
Джимми кивнул.
Вот этого я не понимала. У меня в голове не укладывалось, как такие хорошие, в общем-то, люди — Папа и Джордж — могли пойти на уничтожение целой планеты со всем населением. Это было уж слишком. Мой собственный мир лишь несколько недель назад расширился настолько, что стал включать в себя «низших» людей — грязеедов и я научилась испытывать боль от их смерти. И я больше не называла их грязеедами, даже мысленно. Я не хотела, чтобы уничтожали Тинтеру. Папа был не прав. И если мною владела моральная слепота, то теперь она исчезла, пелена спала, и я уже не была прежней Мией Хаверо, и не хотела быть похожей на Папу и Джорджа.
С тех пор прошло уже пять лет, но я все еще многое не понимаю. Наверное, это нормально. В двенадцать лет я усвоила урок: мир не кончается на границе родного Куода. И за его пределами живут люди. Мир не ограничен и Четвертым Уровнем, есть люди и еще кое-где. Мне потребовалось два года, чтобы применить этот урок на практике и узнать, что мир не кончается за оболочкой Корабля. И если ты хочешь познать жизнь, ты должен принять в себя всю эту проклятую Вселенную, битком набитую людьми, среди которых нет ни единого одинокого копьеносца.
Я завидую людям вроде Джимми, которые знали это всегда и не должны были ничего усваивать, теряя куски шкуры. Правда, Джимми уверяет, что ему тоже пришлось пройти через это, я просто не замечала, но что-то мне не верится.
Папа, Джордж и остальные 16000 человек не имели никакого права уничтожать Тинтеру. Вообще никто не вправе убивать миллионы людей, с которыми даже не знаком. В глубине души я давно была уверена, что возможность что-либо сделать не означает, что это надо делать всенепременно. Это старая философия силы, а она мне никогда не нравилась. Да, нам вполне по силам было «дисциплинировать» Тинтеру, но разве кто-то поручал нам эту работу?
