Сергей Палий - Чужой огонь
– Я пока ничего не думаю… Да и то, что он себя педиком позиционирует, – туфта. Я однажды – мы еще в Москве были – застукал незнакомую девушку, выходящую из квартиры, когда там был только он. До последнего времени я не придавал этим мелочам особого значения, но после случая с доносчицей эллинес обратил внимание, что Герасимов прячется под какой-то личиной.
Позади Долгова скрипнул диван.
– Ты видела его глаза в тот момент, когда он разговаривал с этой девчонкой? – продолжил Максим. – Если бы в них не было столько ненависти, я бы подумал, что Герасимов заодно с богами. Но он так смотрел на нее…
– Как? – тихо спросила Маринка, обнимая Максима сзади за шею.
Он повернулся. Опустил голову, касаясь лбом ее лба. И все мысли вылетели из его головы от этого прикосновения.
– Почему я столько лет не замечал тебя. Ведь ты была совсем рядом. Боже, какая же ты красивая…
Маринка усмехнулась, глядя на Долгова своими огромными карими глазами снизу вверх.
– Я-то уж точно не бог, – прошептала она. – В этом можешь не сомневаться.
– Не сомневаюсь.
– А помнишь тот день, когда ты впервые пришел к нам в пресс-службу? Народ был в курсе, что за тебя батя хлопотал. Многие косо смотрели на тебя. А я почти сразу поняла, что ты не чванливый протеже, которого ждали.
Максим смотрел на Маринку почти в упор, но взгляд почему-то отказывался фокусироваться.
– А когда Зевс меня за горло схватил, помнишь? Ты бросился на него, а он тебе в грудь как шарахнет, по ребрам…
– До сих пор побаливает, если погода резко меняется, – сказал Долгов, машинально прикасаясь к левой стороне груди.
– Сейчас не болит? – совсем тихо спросила Маринка, кладя свою маленькую ладошку поверх его.
– Просто раскалывается…
Внутри будто взорвался заряд, аккумулировавшийся очень долго. Долгову показалось, что на мгновение на планете снова вспыхнуло пламя – жгучее, рвущееся вверх. Он сам не заметил, как принялся расстегивать непослушными пальцами химзащитку на груди у Маринки. Девушка тоже стала дергать пуговицы на его одежде, путаясь в движениях. Спустя несколько чрезвычайно длинных секунд они прильнули друг к другу огненными телами…
…подошел к ее лежанке в дальнем углу. Уперся взглядом в комочек желанной плоти, прожигая его насквозь налитыми кровью глазами. Сорвал сначала одно одеяло. Затем второе. Она села на лежанке, не понимая спросонья, что происходит. Химза слегка съехала в сторону, обнажив светлый кусочек плеча. Это еще больше возбудило его – теперь совсем не осталось сил сдерживаться! Да и зачем?! Вот она, прямо перед ним! Маленькая, уступчивая! Теплая… Он протянул руку и расстегнул пуговицу… Зачем она завизжала, дура?! Перебудит же всех! Ну вот, кажется, этот урод Герасимов заворочался… Кто это отшвырнул его – Максима – в сторону? Да хватит же вопить, как резаная! Кто сбил его с ног? А-а, это ты, Герасимов! Белобрысый сукин сын! Педик несчастный, зачем ты лезешь не в свое дело? Главное подняться и не обращать на его скотские выходки внимания. Ведь его ждет миниатюрное, но оттого лишь более милое тельце этой невыносимо пищащей девки. Удар… Прямо в губу попал, сивый пидор…
Максим оттолкнул Маринку от себя, бешено глядя на ее обнаженную грудь. Маленькую, размера первого – не больше, с напряженными темно-коричневыми сосками, забавно торчащими в разные стороны.
– Т-ты… т-ты что?
– Маринка, – запинаясь, произнес Максим, закрывая лицо руками. – Маринка… я не могу…
– Почему? – В голосе девушки сквозь непонимание и шок прорезались слезы.
– Я вспомнил… Только что вспомнил… Как все это случилось той ночью… В Ишиме.
Маринка беззвучно заплакала. Быстрыми и точными движениями застегнула сорочку и куртку.
– Это ведь прошло, Долгов, – как-то отрывисто и жестко сказала она.
– Нет, – ответил он, не отрывая рук от лица, – это пока не прошло. И я не хочу, чтобы это снова когда-нибудь вырвалось на свободу.
– У меня уже больше года не было мужика.
– У меня тоже…
Маринка перестала всхлипывать и обескураженно замолчала. Потом сухо произнесла:
– Не смешно.
До Максима только теперь дошел смысл сказанной им фразы, и он пробормотал:
– Я не то, совсем не то хотел сказать. Женщины… конечно, женщины, у меня не было… Я… просто боюсь какого-то внутреннего чудовища.
– У усредненных людей не бывает внутренних чудовищ, – тихо произнесла Маринка. – Застегнись, не позорься.
На пороге уже в течение целой минуты стоял Юрка Егоров.
Через час полковник собрал всех четверых и еще какого-то сержанта в холле на первом этаже.
Здесь было довольно светло и приятно пахло недавно обработанной древесиной. Узкая винтовая лестница вела наверх, возле массивной стальной двери находились вешалки и полочки для обуви, на одной из стен висела здоровенная картина, на которой была изображена какая-то невообразимая вакханалия. Сесть было некуда.
Пимкин в одной руке держал автомат стволом вниз, а в другой – небольшую рацию. Его высокий лоб был покрыт едва заметными капельками пота и несимметрично разрезан вертикальными бороздками морщин.
Все молча ждали, что он скажет.
– Ситуация такова, – начал он, переводя взгляд с пола на хмурое лицо Фрунзика. Помедлил, словно собираясь с мыслями. – Господин Герасимов объяснил нам с сержантом Врочеком основные, так сказать, положения вашей… э-э… гипотезы. И многое прояснилось. Если предположить, просто гипотетически предположить, что вы правы, и Торик является ключом к разгадке сущности так называемых богов, то вся суета, связанная с вашим путешествием, становится объяснима. И я не удивлюсь, если через минуту под нами взорвется ядерная боеголовка эквивалентом в пару мегатонн.
Егоров сглотнул, но промолчал. Лишь покосился на мрачного Фрунзика, привычно теребящего отвисшую мочку уха.
– Скажу больше, – продолжил Пимкин. – Скорее всего ваш сумасшедший космонавт уже уничтожен по приказу Зевса. Надеюсь, ни у кого не возникает сомнений по поводу того факта, что боги контролируют верхушки всех силовых структур нашей страны? И не только нашей. – Полковник помолчал. – Мне предписано допросить вас четверых, сфабриковать обвинение в попытке проведения диверсионной операции на территории Сибирской АЭС и доставить в штаб округа… А лучше сразу ликвидировать на хер.
Маринка чуть слышно ойкнула.
– Вас сдали с потрохами, ребятки, – сказал полковник. Пристально посмотрел в глаза Герасимову. – А ты, дорогой Фрунзик, сознательно подставил своих приятелей под удар, не так ли?
Максим медленно повернул голову в сторону Герасимова и увидел, как тот внимательно смотрит своими красными глазами на полковника. Без тени страха. Без тени стыда.
