Гэвин Лайл - Успеть к полуночи
Но Канетон никогда не сделает ставку только лишь на деньги. Положение обязывает, с этим нельзя не считаться, и ради этого можно сделать вещи, которых никогда не сделаешь ради двенадцати тысяч франков...
Следующий поворот был так далеко и вместе с тем ужасающе близко, и я медленно продвигался к нему, в любую секунду ожидая выстрела. И время мое наверняка уже почти что вышло, но я не отваживался смотреть на часы - я должен был смотреть на угол.
Я замер, подняв "маузер" и прицелившись; стоило только чуть шевельнуть пальцем - и на свободу вырвется яркая и шумная очередь огня.
Но ведь Маганхард прав, а Ален - неправ... А я? И тут я вдруг понял: что бы я ни делал, изменить положение вещей мне не под силу. Все, что я мог сделать, это назначить цену, плату за помощь тому, кто прав - или неправ. А возможно, также и цену тому, кто платит.
Медленно, очень медленно, я поднял левую руку и, положив ее на ствол "маузера", на секунду перевел взгляд на светящийся циферблат часов.
Три минуты. Времени как раз хватит, чтобы вернуться и сказать, мол, черт с этими двенадцатью тысячами франков и черт с ним, с Канетоном. Сказать Маганхарду, что его дело все равно правое, независимо от того, прорвется он или нет, и единственное, что имеет значение, - это цена....
Однако времени достаточно и для того, чтобы установить цену, и установить ее правильно. Потому что предстоящий бой по-прежнему планировал я, и совсем не так, как рассчитывал Ален. Потому что я по-прежнему оставался Канетоном - только я, и никто другой. И, разумеется, я смогу заставить себя завернуть за этот угол.
Я сделал три быстрых бесшумных шага и выскочил из-за угла, наставив "маузер" на длинную темную амбразуру дота, взирающую на меня сверху вниз со следующей фронтальной параллели.
Ничего не произошло.
Я осторожно приблизился к амбразуре и оказался всего в нескольких ярдах от продольной траншеи, не имевшей стрелковой ступеняи. Прямо перед дотом был еще один поворот, но я знал, что за ним никого нет. Если они где и прятались, то наверху, в доте. На углу я остановился,изучая обстановку.
* * *
Это было шестигранное сооружение, встроенное во фронтальный бруствер и оборудованное амбразурами с пяти сторон. Шестая сторона представляла собой вход в траншею: надо было подняться на три ступеньки и пройти через невысокий дверной проем. Я никуда не стал подниматься. Я просто смотрел. Бруствер рядом с дотом отсырел, и песок просыпался на ступеньки... Если за последние несколько недель кто-нибудь проникал в этот дот, то он явно нырнул туда с лету - песок выл нетронут. Я взбежал по ступенькам и очутился внутри дота.
Как и в случае с блокгаузом, прежде необходимо было преодолеть задульный конус; вдобавок внутренняя стена имела сложную ломаную конфигурацию, чтобы никто не смог снаружи незаметно подкрасться к свободной амбразуре и открыть огонь. Что ни говори, а дот этот был спланирован самым основательным образом. Я быстро шагнул к задней левой амбразуре.
Из нее просматривался заросший кустами бруствер, а всего в двадцати ярдах темнели прямоугольные очертания другого дота. А между ними над очередным кульвертом проходила рокада.
Теперь я понял замысел проектировщиков: два дота были размещены словно воротные столбы, чтобы охранять с обеих сторон дорогу - единственное уязвимое место во всей системе обороны.
И теперь я знал, где находится Ален со своими людьми - точнее, где он должен находиться. В таких же парных хотах, расположенных у первой линии обороны, - лишь оттуда он смог бы держать под наблюдением кусты и при этом оставаться невидимым. И понял, где он рассчитывает устроить нам ловушку и без труда нас перестрелять: ведь единственное место, где группа людей не сможет рассеяться по сторонам и тем самым сделаться неудобной мишенью, это переход через кульверт.
Сзади до меня донеслось приглушенное урчание "роллса". Мое время истекло. Я-спрыгнул обратно в траншею и побежал. Многочисленные повороты больше не тревожили меня - теперь они были моими союзниками и защитниками. И на производимый мною шум тоже было наплевать: притаившийся в бетонном доте Ален, напряженно прислушивающийся к урчанию "роллса", меня даже и не услышит.
Я ворвался во фронтальную линию укреплений, обогнул пару углов и запрыгнул на стрелковую ступень. Шум приближающегося автомобиля чуть не оглушил меня.
Обернувшись через плечо, я увидел его - едва различимое серое облако, плывущее над землей ярдах в семидесяти от меня. И темную фигуру, шагающую рядом с ним: это был Харви.
А за кустами мне был виден и другой дот, расположенный на следующей фронтальной параллели.
Теперь Ален наверняка уже увидел машину и понял - что-то не так. Когда же он будет стрелять? Дождется, пока "ролле", окажется на кульверте, всего в десяти ярдах от него, или же откроет огонь с дальней дистанции, зная, что "ролле" не рискнет свернуть с трассы?
Я побежал вдоль стрелковой ступени, повернул налево, потом направо...
Станет ли Ален использовать осветительные ракеты? Нет - ни за что. Почему я так решил? Да потому, что в былые времена мы никогда их не использовали - ведь они могли одновременно осветить и нас и помешать нам ускользнуть, если дело обернется слишком круто...
Я запрыгнул на стрелковую ступень перед дотом и пронзительно крикнул:
- Свет!
"Ролле" на мгновение остановился, а затем вспыхнули фары дальнего света. Яркий, ослепительный свет обрушился на дот подобно бесшумному взрыву. Изнутри раздался выстрел - это "стэн" пальнул по ослепительной вспышке, но это была бесплодная и смехотворная попытка попасть в нечто непонятное и пугающее.
Я стремительно взлетел по ступенькам и, швырнув внутрь дота маленький "вальтер", завопил:
- Граната!
Должно быть, мысль о гранатах уже приходила ему в голову - и, возможно, он пожалел, что не запасся ими. Он выскочил из-за стены, словно кошка, которой дали пинка под зад.
Я нажал на курок, когда нас разделяли четыре фута. Шквал огня приподнял его, отбросил к стене и на несколько мгновений пригвоздил к ней. Потом он стал медленно валиться вперед. Отступив в сторону, я наблюдал, как он падает в траншею.
Именно в этот момент меня настигла пуля человека, выскочившего из дота следом за ним.
Глава 31
Мрак окутал меня со всех сторон, рот был забит слизью, и откуда-то издалека доносилось дребезжание, словно пила с огромными зубцами скребла мой оголенный мозг. А глубоко внутри ощущалась боль. Боль, которую так не хочется тревожить, которую хочется усыпить - и при этом знаешь, что от нее никуда не деться. Разве что провалиться в сон. Просто лечь и уснуть. И, может быть, даже умереть.
