Михаил Грешнов - ВАС ЗОВУТ "ЧЕТВЕРТЬ ТРЕТЬЕГО"? (Сборник НФ)
Место было пустынным. В трещинах каменных плит росла трава. В завитках тяжелых капителей гнездились птицы.
Сначала я все время проводил на площадке один.
Потом туда стал приходить смуглый высокий человек в серой куртке странного покроя. В первые дни мы, словно по взаимному уговору, не обращали внимания друг на друга. Но, кроме нас, здесь почти никто не бывал, и мы, постоянно встречаясь, стали в конце концов обмениваться кивками. Но никогда не разговаривали. Я читал книгу, а незнакомца все время, видимо, беспокоила какая-то мысль, и, занятый ею, он не хотел вступать в разговор.
Приходил этот человек всегда вечером. Солнце уже висело над Северной косой, за которой громоздились белые здания Консаты. Море теряло синеву, и волны отливали серым металлом. На востоке, отражая вечернее солнце, окрашивались в розовый цвет арки старой эстакады. Она стояла на краю Ратальского космодрома, как памятник тех времен, когда планетные лайнеры не были еще приспособлены к вертикальному взлету.
Придя на площадку, незнакомец садился, как и я, на цоколь колонны и молчал, подперев кулаком подбородок.
Он оживлялся только, когда на берегу появлялись школьники.
Встав на верхней ступени лестницы, этот человек следил за их игрой и ждал, когда светлоголовый мальчуган в черно-оранжевой полосатой куртке-тигровке заметит его и помчится наверх. Каждый раз он мчался с такой быстротой, что наброшенная на плечи тигровка развевалась, как пестрое знамя.
И хмурый незнакомец менялся на глазах. Он весело встречал мальчика, и, оживленно говоря о своих делах, оба уходили, кивнув мне на прощание.
Я думал сначала, что это отец и сын. Но однажды мальчик на бегу крикнул кому-то в ответ:
— Я иду встречать брата!
Из разговора братьев я узнал потом, что старшего зовут Александром.
Это случилось примерно через неделю после того, как я впервые увидел Александра. Он пришел в обычное время и сел у колонны, насвистывая странный и немного резкий мотив. Я читал, но не внимательно, потому что «Песню синей планеты» Валентина Рандина знал почти наизусть.
Иногда я бросал поверх книги взгляд на Александра и думал, что лицо его очень знакомо.
Был небольшой ветер. Переворачивая страницы растрепанного томика, я не удержал оторванный лист. Прошелестев по камням, он лег почти у самых ног Александра. Тот поднял его и встал, чтобы отнести мне. Я тоже встал. Мы встретились на середине площадки.
Я впервые увидел Александра так близко. Он оказался моложе, чем я думал. Морщины над переносицей делали суровым его лицо. Но Александр улыбнулся, и морщины исчезли.
— Книга, наверно, не интересная! — спросил он, протягивая листок.
— Просто очень знакомая.
Мне не хотелось обрывать разговор, и я заметил:
— Твой брат задержался…
— Он должен задержаться. А я забыл…
Мы сели рядом. Александр попросил книгу. Было удивительно, что он не знает новелл Рандина, но я ничего не сказал. Александр открыл книжку и положил на страницы ладонь, чтобы удержать листы.
На тыльной стороне ладони я заметил у него белый разветвленный шрам. Александр перехватил мой взгляд.
— Это еще там… у Желтой Розы.
Эти слова напомнили все.
— Снежная планета!? — воскликнул я. — Александр Снег!
Я сразу вспомнил необычные передачи, которые мы видели еще в экспедиции, экстренные номера журналов, со страниц которых смотрели Александр Снег и его три товарища. По всей Земле тогда с удивлением повторяли их имена…
Я видел перед собой человека, вернувшегося на Землю через триста лет после старта. Но не это было удивительным. «Бандерилья» и «Муссон» тоже плавали в космосе более двух веков, подтвердив теорию относительности Эйнштейна.
И хотя история фотонного фрегата, на котором вернулся Снег, была необычнее, чем у других, я думал сейчас не об его истории.
— Александр, — спросил я, чувствуя, что столкнулся со странной загадкой, — ведь триста лет… А мальчику не больше двенадцати. Откуда у тебя брат?
— Я знаю, ты археолог, — сказал Александр после некоторого молчания. — Ты должен чувствовать время больше, чем другие. И понимать людей… Поможешь мне, если я расскажу все?
— Постараюсь помочь.
— Кажется, все случилось так, чтобы быть откровенным. То, что я скажу, знают, кроме меня, только трое. Но они не могут помочь. Я расскажу тебе. Очень нужен твой совет… Только с чего начать?.. Впрочем, все началось как раз на этой лестнице…
2.
Все началось на лестнице.
Нааль впервые после гибели родителей пришел к морю. Море, окаймленное широкой дугой белого города, сверкало синевой и вспыхивало белыми гребешками волн. Оно было ласковым и солнечным, словно никогда в его глубине не гибли корабли.
Нааль спускался к воде. И чем ближе было море, тем торопливее шагал он по ступеням. И скоро он мчался так быстро, как мог, навстречу громадной синеве, брызжущей солнцем, дышащей влажным и соленым ветром.
На неровном камне у него подвернулась нога.
Нааль упал. Он ударился, но не сильно, только о шершавую ступень содрал с колена кожу… Прикусив губу и прихрамывая, стал он спускаться дальше. Как и все мальчишки, Нааль верил, что соленая вода — лучшее лекарство от царапин и ссадин. Поэтому, сбросив сандалии, он хотел войти в воду. Но среди камней, то и дело заливаемых легкой волной, Нааль увидел большого черного краба. Мальчик невольно отскочил.
Но одно дело — поддаться секундному страху, а другое — струсить совсем. Чтобы проверить свою смелость и отомстить крабу за свой испуг, Нааль решил поймать черного отшельника и забросить его далеко в море.
Краб, видимо, почуял опасность, заспешил и скрылся среди камней.
— Ну, держись!.. — прошептал мальчик. Увлеченный охотой, он стал отворачивать камень.
Плоский камень плюхнулся в воду. Краб, видя, что его нашли, заторопился еще больше. Но Нааль уже не смотрел на него. На мокром гравии он увидел маленькую коробку из полупрозрачной пластмассы.
Коробка была гладкая и круглая, как обточенный волнами камень.
Неизвестно, откуда вынесло ее к этому берегу море.
Мальчик сел на гравий и стал разглядывать находку. Коробка оказалась закупоренной наглухо.
Не меньше часа Нааль царапал ее пряжкой своего пояска, прежде чем сорвал крышку. Завернутый в листок старой бумаги, в коробке странный значок: золотая ветка, в листьях которой запутались блестящие звезды. На стебле было выбито короткое слово: «Поиск».
Разглядывая значок и стараясь догадаться о его истории, Нааль забыл о бумаге. Он и не вспомнил бы, но ветер бросил смятый листок ему на колени. Мальчик расправил его. Это был лист очень-очень старого журнала. Вода не просочилась в коробку и не испортила бумагу.
![Север Гансовский - Шесть гениев [Сборник]](/uploads/posts/books/86368/86368.jpg)
