Андрей Мартьянов - Белая акула
– Что говорит не-живой? – поинтересовался Зигвальд, взглянув на ПМК.
– Интересуется, почему у тебя отрастает новый палец, – просто ответил я.
– А, чепуха, – Жучок опустился на лавку и жестом пригласил меня. – Бывало и хуже. Шрам останется на несколько лет, но со временем исчезнет. Этим свойством обладают лишь благородные, со времен исхода с Земли. В отличие от простецов, мы редко болеем, а раны заживают быстро.
– Насколько я знаю, жившие на Земле люди больше походили на простецов, – сказал я. – Разве на Меркуриуме не сохранилось никакой памяти о древних временах? До Катастрофы?
– Первое поколение считало, что вся прежняя история была только подготовкой к моменту преображения человечества, случившемуся после того, как Землю уничтожила Тьма, явившаяся из глубин космоса.
Я с унынием понял, что добиться от Зигвальда разумных объяснений и на этот раз не получится.
Известные события, приведшие к Катастрофе, интерпретируются им с мифологической точки зрения. Какая, к дьяволу, «Тьма»? Прохождение через Солнечную систему нейтронной звезды, Эвакуация и гибель более чем девяноста процентов населения планеты безусловно может расцениваться религиозно-озабоченными людьми как исполнение предсказаний из Откровения Иоанна Богослова, но древний евангелист предрекал всеобщий крах и появление абсолютно нового Универсума, Вселенной духа, а не плоти, идеального мира под управлением самого Творца!
«Преображение человечества», так вроде бы сказал Зигвальд? Что он имеет в виду? Я плохо знаком с духовной литературой, но в колледже нам рассказывали о концепции христианства и я запомнил, что термин «преображение» был тесно связан с Апокалипсисом…
Как выглядит история Катастрофы с нашей точки зрения? В кратком изложении: сначала приходит известие о нейтронной звезде, в течение двух лет с Земли вывозят несколько сот миллионов человек. Потом Солнечную систему закрывают для полетов, вводится тотальная блокада. Эвакуированные поселяются на Афродите в системе Сириуса. Позже, когда «Птолемей» нашел выход на третий-четвертый уровни Лабиринта сингулярности, мы начали создавать постоянные колонии в окрестных мирах, обитаемый радиус расширился на полторы тысячи световых лет. Теперь посмотрим на Катастрофу с другой стороны: небольшая часть выживших каким-то немыслимым способом проникла в сверхдальние коридоры Лабиринта и очутилась на другом краю Галактики, причем люди обрели новые исключительные способности, резко увеличили срок жизни, однако вместо дальнейшего развития общества и уникального цивилизационного скачка в их среде наблюдается сплошной упадок и антиэволюция… Нестыковок и противоречий столько, что разобраться в этой головоломке я не надеюсь даже с помощью Нетико.
Наскоро перекусили. Зигвальд скупо ворчал насчет разорений, причиненных тварями, – сейчас он больше напоминал огорченного напрасными потерями владельца фермы, чем доблестного паладина, призванного бороться со сказочными чудовищами, досаждающими трудовому пейзанству и похищающими невинных девиц. Мне кажется, таковым «паладином» он и не был никогда, противостояние с нечистью и монстрами здесь было привычной частью жизни. Вполне естественно, что, как всякому рачительному хозяину, Зигвальду было досадно видеть разрушения в собственном доме и знать о том, что значительная часть его подданных погибла. Для малонаселенной Берлоги, целых двадцать восемь убитых – большая потеря, почти четверть от общего числа жителей. С учетом наших с Нетико соображений, касающихся схемы воспроизводства простецов, восполнить популяцию клонов удастся только в следующем цикле, который неизвестно когда наступит. А если они никакие не клоны, тогда как?..
Сумасшедший дом, короче говоря.
Когда мы спустились вниз, оказалось, что на обширном дворе царил почти идеальный порядок – ни единого трупа, завал обугленных бревен разобран, с помощью лошадей их оттащили прочь от крепости, далеко к скалам, добавили огромную груду хвороста и пролили «земляной смолой», по ближайшему рассмотрению оказавшейся низкокачественной нефтью. Там и сожгли тела страшилищ, которые не были подвержены моментальному распаду. Я и Нетико очень хотели посмотреть на мертвых вервольфов, мощности химического анализатора ПМК хватило бы для поверхностного исследования их крови или частиц тканей, но было слишком поздно – огромный костер уже догорал, а Зигвальд выделил целый бочонок драгоценной соли, чтобы засыпать ею угли, примета такая – нечисть не воскреснет. Искусственный разум запоздало сетовал на собственную непредусмотрительность, раньше надо было думать – еще тем утром, когда мы обнаружили первого оборотня рядом с «технологической зоной», будь она неладна…
Работа кипела вовсю, никто не отлынивал и не бездельничал. Крытые телеги теперь выстроили полукругом перед широким проломом в тыне, шестеро вооруженных тяжелыми арбалетами рыжих и соломенноволосых простецов «с севера» во главе с неизменным Гунтрамном на страже, остальные пилят, строгают, обрабатывают недавно срубленные древесные стволы, варят смолу в больших котлах. Женщины готовят еду под открытым небом, даже маленькие дети под командованием Арегунды помогают – таскают ветки и убирают полосы коры, дочка Теодегизила не выглядит «благородной девочкой», испачкать руки и светлое платье ничуть не боится. У меня эта суета немедленно вызвала ассоциацию с муравейником – все делается споро, но без лишней спешки, уверенно и до ужаса целеустремленно. Вот и думай, что это: нейропрограммирование или убежденное радетельное исполнение долга перед господином и самими собой?!
Новое основание башни было заложено – всего за несколько часов появился белеющий свежим обтесанным деревом низенький сруб и наметки арки ворот. Инженерия несложная, но совершенно примитивный человек и такого не построит, а простецы работают самостоятельно, благородные ими не руководят. Надо точно знать прочность грунта, рассчитать углы, давление, точно подогнать сочленения бревен, иначе конструкция будет ненадежной и однажды развалится!
– Дней за пять управятся, – убежденно сказал Зигвальд и внезапно насторожился: – Что такое опять случилось?..
Гунтрамн, находившийся возле импровизированного вагенбурга, как именовалось подобие крепости из составленных вместе повозок, вскинул шест с выцветшим зеленоватым лоскутом-флагом и что-то гортанно выкрикнул на своем языколомном диалекте. Прочие стражи неуловимо подобрались, перехватили поудобнее самострелы и будто невзначай крутанули вороты, натягивающие тетивы.
– Зеленый вымпел – неизвестный всадник, едет один, выглядит неопасным. – пояснил Зигвальд, заметив, что я вновь озадачился. – Синий – несколько всадников, синий и красный – гости вооружены и при доспехе. Пойдем, глянем, кого принесло.
