Исай Давыдов - Я вернусь через тысячу лет. Книга 1
Багровое закатное солнце скатывалось за лес, и в его прощальных лучах лопасти вертолёта казались отлитыми из чистого золота. Было так тихо, что я услышал шорох листьев, звон кузнечиков в траве, далёкую жалобную песню какой-то невидимой птицы. С юго-запада, из-за леса, тянуло влажной солёной прохладой. Всего пятнадцать километров отделяли нас от моря. На поляне перед палатками цвели крупные, как на Северном Урале, колокольчики. Только не синие, а густо-коричневые, с фиолетовым отливом по краям лепестков и, словно земные подсолнухи, поворачивались на стебле вслед за солнцем. В густой сочной траве пестрели маленькие цветы, напоминающие багрово-белые земные георгины. Но оттого, что лепестки их были в десятки раз меньше, чем у георгинов, цветы казались хрупкими, беспомощными, и вызывали жалость, как всё беспомощное. Лес, окруживший нашу небольшую полянку возле ручья, темнел плотной непроходимой мрачностью. С нижних сучьев деревьев свешивались длинные тёмно-зелёные бороды мхов. С востока над лесом нависали мрачные, почти чёрные скалы, у подножия которых и должны были начать путь наши киберы.
Я выбрался из палатки, размял затёкшие мускулы несколькими упражнениями и, включив второго кибера – его так и называли: Второй, – отдал ему через радиофон распоряжение и стал помогать Эрнесто. Вчетвером мы успели разгрузить вертолёт как раз к тому времени, когда начали вылезать из палаток остальные члены экспедиции.
Солнце давно село, темнело тут быстрее, чем в широтах Города, и лес в двадцати шагах казался сплошной тёмно-синей стеной. Над поляной стремительно носились светлячки.
Сбившись в одну кучу, мы решили прежде всего поужинать.
За ужином Бруно заметил:
– А вообще-то вся наша возня с силовой защитой, может, и ни к чему. Лишь шестнадцать человек жаждут нашей крови. А площадь материка почти полмиллиона квадратных километров. По теории вероятности…
– …тебе как раз сейчас могут целиться в глаз, – закончил за него Эрнесто.
– Типун тебе на язык! – бросила Ружена. – Так ведь можно и аппетит испортить.
– Бруно прав! – буркнул Нат. – Больше половины времени потратим на защиту. Собирать да разбирать…
Нгуен Тхи принял это на свой счёт и коротко предложил:
– Я могу один.
– Здесь женщина! – напомнил Эрнесто. – Мы не имеем права начинать испытания без защиты!
– Спасибо, что напомнил инструкцию! – Нат наклонил тяжёлую рыжую голову. – Тем самым восполнен существенный пробел в нашем образовании. А также сделано очень приятное для всех открытие. Ты слышишь, Ружена? Он, кажется, склонен признать тебя женщиной.
– Тронута до глубины души! – отозвалась Ружена. – Согласилась бы недельку считаться мужчиной. Лишь бы не тратить вторую неделю зря. Но ведь наша инструкция и к мужчинам безжалостна. Она основана на полном равноправии!
Ружена, говорила верно. Даже если бы её не было здесь, мы не имели бы права начинать испытаний без силовой защиты. На севере, возле Нефти, мы рисковали обходиться без неё. Но там многие без неё обходились – и на промыслах, и в геологических партиях. В те холодные места редко забредали привыкшие к теплу дикие охотники. Здесь же, во владениях ра, без защиты пока невозможно.
Худенький невысокий Нгуен Тхи наелся первым, поднялся и, включив прожектор вертолёта, стал распаковывать секции основного силового кольца. Один за другим к Нгуену присоединялись остальные. Последним от ящика, который заменял стол, отвалился рыжий Нат. Ружена, проклиная «извечно-несчастную женскую долю», убирала со «стола».
Нам предстояло проложить восемнадцать линейных километров силовой защиты, которая должна окружить участок, необходимый для испытания киберов. На этом участке, по старым записям Ната, были и пириты, и железняки, и цинковая обманка, и серебро, и медная руда. Короче – нижнетагильская гора Высокая в миниатюре.
Из-за силовой защиты нам приходилось тащить с собой тяжёлые громоздкие аккумуляторы. Из-за силовой защиты почти вдвое увеличивался срок экспедиции. Из-за этой же проклятой силовой защиты мы должны, как дрессированные мыши, крутиться на одном пятачке и так и не сможем посмотреть южный полуостров, который Нат называл не только местным Уралом по богатству, но и местной Италией по красоте.
В общем, мы ненавидели непримиримого охотника Чока и пятнадцать его неразумных друзей, которые сводили для нас на нет все мирные усилия Марата. Если бы не эти упрямцы, экспедиция была бы совсем другой – и более быстрой, и более интересной.
Мы распаковывали секции силовой защиты до середины ночи, пока не устали и не захотели спать. Нат хотел сразу же, ночью, начать установку секций на местности – от берега ручья.
– В темноте безопаснее, – уверял Нат. – В темноте им труднее целиться.
Но мы, конечно, не пустили Ната в темноту, не стали выключать малого силового поля. Кто знает, что за его невидимыми границами? Может, и на самом деле чьи-то глаза из леса следят за каждым нашим движением, подстерегают первую же ошибку? Мы работаем, мы не следим за другими, и поэтому в начале борьбы мы всегда в невыгодном положении. Тот, кто работает, не думает о нападении. Нападает обычно тот, кто следит за работающими.
Мы начали установку секций основного силового кольца на следующий, третий день экспедиции, и продолжали на четвёртый. И на пятый у нас осталось порядочно работы. А потом, в конце экспедиции, два дня предстояло всё разбирать и укладывать в вертолёты. Потому что силовой защиты на материке не хватало. А переносной – особенно. Слишком многое приходилось защищать. В общем, неделю жизни, как говорили в старину, коту под хвост.
На четвёртый день Бирута вызвала меня по радиофону.
– Как ты там, Саш? – спросила она.
– Нормально, Рут. Как ты?
– Мне плохо без тебя, Саш! Очень плохо! В последнее время я совсем не могу без тебя.
– Мне тоже без тебя плохо. Но что ж делать? Ещё десять дней надо потерпеть.
– Зачем ты кривишь душой, Саш? Я же всё понимаю. У тебя там полная идиллия. Никто не мешает.
– Рут, не надо! Будь умницей, Рут! Я скоро вернусь и потом очень долго никуда не поеду. Понимаешь? Столько, сколько тебе будет нужно, никуда не поеду.
– Это всё слова, Саш. Я устала от слов. Мне просто нужно видеть тебя. Всё время. Тогда я спокойна. Смотри – я могу прилететь.
– Не надо так шутить, Рут! Здесь опасно.
– Я не шучу. Ты же знаешь мою старую теорию. Опасно везде! Безопасных мест во Вселенной нет. Так что это меня не остановит. Просто я не хочу делать больно ни тебе, ни себе. Не хочу неожиданностей. Поэтому предупреждаю, что могу прилететь, если не выдержу.
– Этого нельзя, Рутик! Просто нельзя!
– Я всё тебе сказала, Саш. Пока. Целую тебя.
– Рут! Я надеюсь на твоё благоразумие!
– А разве я не благоразумна? Я ведь могла и не предупреждать тебя.
– Рут!..
Мой голос ткнулся в глухую тишину. Бирута уже отключилась.
Я не верил. Мне казалось, что она жестоко шутит. Не может же она, в самом деле, прилететь сюда! Ведь она уже не одна. Ведь она не имеет права рисковать сразу двумя жизнями!
В эту ночь я не смог уснуть. Лежал на койке с открытыми глазами, глядел в тускло белевший в темноте купол палатки, слушал ровное дыхание Бруно на другой койке и думал о Бируте, о нашей с ней давней встрече, о нашей жизни, о нашем сыне, который уже скоро, совсем скоро, должен появиться. В нашей жизни всё, вроде, было правильно. Но, может, слишком правильно? Когда что-то «слишком» – это уже плохо. А давние неправильности потом, наверно, так согревают душу!..
Что-то перекосилось у нас с Бирутой.
Люблю ли я её? – Нелепо спрашивать! У меня нет более близкого, более родного человека, чем она. И нет более желанного. Сержусь ли я на неё? – Разве можно сердиться на неё вообще? А сейчас – особенно. Тем более что я на самом деле виноват перед ней. Хотя и не так, как она думает. Что бы она сейчас ни сказала, что бы ни сделала, как бы ни обидела меня – ей всё прощено заранее. Абсолютно всё! Я не способен ни обидеться, ни рассердиться на неё. И даже теперь, если она на самом деле прилетит, я не смогу рассердиться ни на её безрассудство, ни на её подозрения.
…Она прилетела. На другой же день, когда мы прокладывали последний километр большого силового кольца. Она без разрешения взяла вертолёт на крыше Города, задала курс киберпилоту, и потом, не имея точных координат, больше часа кружила над северными предгорьями полуострова, отыскивая наш лагерь.
В конце концов это надоело ей, и она вызвала меня по радиофону.
– Я близко, Саш, – сказала она. – Говори что-нибудь в микрофон. Я полечу на твой пеленг. А то я совсем заблудилась.
Кажется, я всё-таки ругался в микрофон. Нежно, ласково, но ругался.
Через десять минут вертолёт Бируты опустился на полянке, возле нашего вертолёта, на котором мы подвезли к последнему километру массивные секции силового кольца.
Конечно, все переполошились и сбежались на полянку. Особенно почему-то волновался Эрнесто.
