Дейтон Лайт - Муравейник
– Я не могу запретить тебе идти в степь. Ты один знаешь дорогу, кроме того, ты больше всех из нас сделал для того, чтобы эта война завершилась победой, и было бы несправедливо лишать тебя участия в последнем бою. Но я прошу тебя об одном, Редар: не лезь впереди всех! Кенгар, Римал, тот же Каверра много опытнее тебя, осторожнее, а Салестер еще и осмотрительнее. Слушай их! Мне очень не хочется объяснять одной девчонке там, в Серых скалах, почему тебя больше нет. Ясно?
Редар кивнул, спокойно ответил:
– Ради счастья Киры… ради нашего с ней счастья я постараюсь вернуться. Живым и невредимым, Правительница. Но я никогда не буду прятаться за чужими спинами. Когда-то ты назначила меня мастером пустыни, и это не пустой звук. Я действительно оттуда, и я знаю очень хорошо: люди песков не любят трусов!
– Зато у вас ценят осторожность! И даже в песках никто не одобряет бессмысленного геройства! – Айрис повысила голос. – Даже поговорка есть: пустыня не любит беспечных, она их наказывает!
Неожиданно Редар засмеялся. Айрис даже опешила, спросила:
– Что смешного?
– Извини, Правительница. Просто я вспомнил, как объяснял эту пословицу твоей внучке. Я буду осторожен, Правительница, но – это война. На ней умирают: мастер Игнар, например, уже никогда не сможет обнять своего сына. Чтобы такого больше не случалось ни в пещерах, ни в пустыне, ни даже здесь, в паучьих землях, дом врага должен быть уничтожен и разрушен. Тогда мы сможем жить на свободе, среди степных трав. И если для этого понадобится отдать жизнь – я это сделаю.
Айрис удивленно слушала его слова. Надо же! И этому парню всего семнадцать дождей? Редар не переставал ее удивлять. Казалось, только привыкнешь к какой-нибудь его находке или разумному слову, а он – снова ставит в тупик.
– Когда-то, над телами своих родителей, я поклялся отомстить смертоносцам. Я не думаю, что нарушу свою клятву, если вместо того, чтобы жестоко и бессмысленно уничтожить их всех до единого, помогу людям Серых скал и Кромки обрести свободу и новые земли.
Кивнул и, даже не испросив разрешения, развернулся, чтобы уйти. Он ожидал, что на него сейчас обрушится град упреков, но Правительница неожиданно спросила:
– Скажи, а Ная, здешняя Управительница, она какая?
Редар недоуменно обернулся:
– Ная? По мне, так она только пытается быть жесткой и непреклонной, но внутри ей хочется быть совсем другой. Титул и обязанности Управительницы ей очень не по душе, но она старается этого не показывать.
– Она просто хочет чувствовать себя женщиной, Редар. Обычной женщиной со всеми нашими страхами, надеждами и радостями. Но там, где она живет, ни один мужчина не смеет смотреть на нее, как на обычную женщину, он просто боится.
– Откуда ты знаешь?
– Она сама рассказывала мне, еще у нас дома, – помнишь тот день, когда вы прилетели вдвоем в Серые скалы?
Редар кивнул и неожиданно задумался. Бедная Ная! Неужели все так просто! Ведь это он своим поведением заронил в ее душу семечко надежды, которое проросло за те долгие шестнадцать дней, пока Редар томился в подземелье Акмола.
– Тебе она нравится?
Он вздрогнул. Правительница заметила, как окаменело его лицо.
– У меня есть, кого любить, Правительница. Но, с твоего позволения, я разберусь со всем этим сам, хорошо?
И ушел, даже не попрощавшись.
Айрис смотрела ему вслед и улыбалась, несмотря на мимолетное раздражение из-за подобной небрежности в общении с ней. Никто еще не смел так разговаривать с Правительницей, разве что Салестер, но мастер секретов – это совсем другое дело. Ему можно, маленький Сал и Айрис когда-то росли вместе. А этот?..
ГЛАВА 12 ПОСЛЕДНИЙ РЕЙД
К вечеру Ная была уже не так уверена в своих силах. Привычные к долгим переходам, пустынные охотники неутомимо мерили широкими шагами Долину Третьего Круга. Солнце уже почти цепляло край горизонта, когда бесконечная, как ей уже начало казаться, земля Долины, мягкая и податливая, постепенно отступила, зашуршали под ногами жесткие чешуйки потрескавшегося от солнца глинозема. Отряд все больше забирал к западу, к той гряде холмов, что пока еще даже не появилась из-за края земли.
Девушка с трудом переставляла гудящие ноги, едкий пот заливал ей глаза, взор постепенно начала застилать мутная пелена.
Ная все чаще спотыкалась, из последних сил заставляя себя держаться прямо, надеясь только, что не упадет на глазах у всех и не вызовет шквал смешков: вот так, мол, это тебе не за смертоносцами на задних лапках бегать, паучья прислужница. Вызвалась – так иди.
Сначала Редар шел рядом, и у них завязался даже какой-то ни к чему не обязывающий разговор. Насчет вчерашнего праздника – понравился ли он и, вообще, приглянулся ли Редару город Мерас. Он отвечал, как мог уклончиво и неопределенно, но Ная, в общем, поняла, что праздник показался юноше убогим, а в паучий город он раз и навсегда зарекся заходить. Не из-за вчерашнего дня, конечно, а из-за тех памятных дней, что он провел в акмольских подземельях. От обиды – ведь именно в те дни она была с ним рядом, а у него, оказывается, воспоминания об этом самые плохие, – Ная чуть не расплакалась. Но Редара неожиданно позвал из головы колонны кто-то из этих грубых жилистых охотников – имена их она даже не старалась запомнить.
И Ная осталась одна. Нет, конечно, и сзади, и спереди неутомимо бухали в землю подошвы крепких сандалий, но девушке казалось, что вокруг, на многие сотни перестрелов, никого нет. Поначалу она надеялась, что Редар быстро вернется, но скоро поняла – тщетная надежда. Он шел с ней рядом просто из вежливости и при первой же возможности оставил ее. Ная про себя ругала Редара, называла самыми последними словами, но снаружи никто бы не заметил, что девушка расстроена – многолетняя привычка Управительницы скрывать свои чувства въелась глубоко.
И вот один дневной переход был позади, а Ная уже едва-едва переставляет ноги. Нет, она не даже не думала корить себя за то, что напросилась в этот поход. Управительница вообще шла молча, думая о том лишь, чтобы хватило сил сделать следующий шаг. Только все чаще стал натыкаться на нее идущий следом воин, извинялся, отступал.
Его слов Ная почти не слышала: все нарастающий шум в ушах – отдающийся громовыми ударами в голове ток крови, – перекрывал почти любые звуки.
Ее мучения первым заметил Велиман. Одноглазый мастер войны тоже чувствовал себя не лучшим образом – давненько он уже не совершал таких долгих походов.
Поначалу, правда, он просто радовался, что вот, наконец-то, снова выпало ему вырваться за стены паучьих городов, хотя бы на время забыть, что, как ни называйся, а, по сути, он так и остался пленником раскоряк. Однако постепенно подкралась предательская усталость – пока еще не опасная, не до ломоты в костях, – и Велиман с грустью ощутил себя в рейдерном отряде лишним. Рядом бодро вышагивали закаленные пещерники, настоящие охотники и опытные ходоки – такие же, каким был он всего каких-то два дождя назад, – и мастер вдруг остро почувствовал, что уже никогда не стать ему прежним.
