Юлия Зонис - Инквизитор и нимфа
Геодка вернулась на Хэймаркет и, миновав афиши Королевского театра, ступила на Трафальгарскую площадь. Кажется, она глазела на достопримечательности. Под длинной колоннадой Национальной галереи девушка задержалась, обходя каждый столб и трогая пальцами гладкий от тысячи прикосновений камень. Часы на церкви пробили полночь. Половинка увядающей луны зацепилась за крест. Толпа ночных гуляк постепенно рассасывалась. Туристы расходились по отелям, пабам, дешевым китайским забегаловкам «all-you-can-eat» и шикарным ночным клубам Мэйфэйр. Прожекторы, освещающие галерею и колонну с четверкой львов по бокам, потускнели. Геодка решительно сбежала по ступеням — белая рубаха плеснула, — быстрым шагом миновала фонтаны, пересекла вымощенный брусчаткой круг и нырнула под арку. По другую сторону начинался прямой как стрела Молл, ведущий к Букингемским садам. Марк улыбнулся. Кажется, им с Оле крупно повезло. За почти восемь столетий Лондон мало изменился — здесь всегда находилась работа для великих сыщиков и великих убийц. Джек-потрошитель орудовал всего в нескольких километрах в востоку от той аллеи, по которой шагали сейчас викторианец и ничего не подозревающая геодка. Марк, впрочем, давно переплюнул своего знаменитого предшественника. Если убивать дважды в месяц, то за два с половиной года список жертв достигнет впечатляющей длины.
От пруда тянуло сыростью, прохладой и отчетливым запахом тины. На берегу в птичьем домике спали грязно-белые лебеди, спали и почесывались во сне. Птиц тоже донимали паразиты. Листва ив, снизу подсвеченная голубым и оранжевым, казалась волосами молодящихся ведьм. Чем дальше в парк, тем реже попадались фонари у дорожек. Здесь вовсю сохраняли старину, и за стеклом кованых светильников дрожало фальшивое газовое пламя. Марк притушил маску и слился с тенями.
Идущая впереди девушка выделялась на дорожке белым пятном. Всевидящие глаза Оле отчетливо различали липнущую к крепким ягодицам ткань рубашки. Белья на геодке, похоже, не было. Марк начал ощущать возбуждение. Горячая волна прокатилась по позвоночнику и застряла в паху. Девчонке все равно умирать. «А ты, однако, скотина», — удивленно сказал он себе, но жар в паху сделался лишь сильнее. Салливан ускорил шаги, и девушка, кажется, что-то услышала. Она остановилась и медленно развернулась. За спиной Марка мигнул и погас последний фонарь вместе с вмонтированной в него уличной камерой. Черное на черном, неразличимый силуэт среди горбатых стволов. «Крестьяне подняли бы меня на вилы или сожгли в овине, — подумал Марк и мысленно добавил: — Если бы у них, конечно, хватило пороху». Охотник сдернул маску и шагнул к добыче.
Девчонке полагалось отшатнуться и побежать, но ее бледно светящееся в темноте лицо не дрогнуло. Геодка стояла неподвижно. В разрезе рубашки Марк увидел тонкие ключицы и сбегающий от шеи шнурок. Крест? Амулет? Внезапно девушка улыбнулась, как будто только и ждала этой встречи. Левой рукой она потянула за шнур, а правой ослабила ворот. Одним движением сбросила рубашку, переступила через упавшую к ногам белую ткань и шагнула к Марку. Тот судорожно втянул воздух. У геодки оказались неожиданно тяжелые груди и неожиданно темный треугольник волос на лобке. Лунный свет не отражался от нежной кожи, а лип к ней, стекал крупными каплями. Капли хотелось слизнуть.
Ночная искательница приключений приложила палец к губам. В левом кулаке она сжимала то, что было подвешено к шнурку. Небольшой мешочек из темной ткани или кожи. Девушка скользнула вперед, и уже через секунду ее руки крепко обхватили шею Марка. Она прижалась к нему животом, бедрами, коленями, обволокла запахом острого молодого пота и возбуждения. По позвоночнику викторианца вновь прокатилась дрожь, сладко и больно заныло в паху. Оле клацнул зубами — но Марк больше трех лет не был с женщиной, и тень, заскулив, уступила. Ладони викторианца сдавили мягкую грудь. Ниже, по бархатистой гладкости живота, ниже, по теплой коже, к горячей и влажной ложбинке. Геодка, коротко застонав, откинулась назад. Ее рука скользнула за пояс брюк Марка, нащупала то, что искала, освободила. Викторианец подхватил девушку, вжимая спиной в ивовый ствол. Половинка луны запуталась в сетке ветвей над головой и могла лишь бессильно смотреть, как, раздвинув ноги, среброволосая впустила Марка в себя и качнулась ему навстречу.
Жизнь приберегает самые неприятные свои сюрпризы на сладкое.
Половинка луны закатилась за темный древесный ряд. Кажется, в этот раз Оле остался не солоно хлебавши. Марк лежал на мокрой от росы траве и смотрел в наливающееся предрассветной синью небо. От земли тянуло холодом, по коже бежали мурашки, но впервые за много лет викторианец чувствовал себя если не счастливым, то хотя бы спокойным. В этот момент свернувшаяся рядом с ним девушка завозилась, приподнялась на локте и сказала с хрипотцой в низком голосе:
— Знаешь, Салливан… а твой дядя гораздо лучший любовник. Хотя и он не фонтан.
Прежде чем Марк успел хотя бы удивиться, среброволосая рванула завязки мешочка и вытряхнула на траву его содержимое — крошечного человечка в нелепом темно-зеленом камзоле и в такой же шапочке. Человечек встал на четвереньки и шустро пополз к ближайшему кусту. Полз он, однако, недолго. Девушка сцапала человечка в кулак и поднесла к самому носу Марка.
У лепрекона были рыжие волосы и лицо Шеймаса Салливана.
— Спасите! — пискнул лепрекон по-английски. Спасти человечка Марк не успел. Геодка сжала шею лепрекона пальцами и оторвала ему голову.
— Ты не представляешь, как давно мне хотелось это сделать, — промурлыкала она.
Из разорванной шеи человечка брызнула красная кровь. Капельки упали на щеку викторианца — и тут в его груди взорвалась убийственная, непереносимая боль.
За последние три года Марк Салливан умирал не раз.
Во сне и в бреду, когда жгучей капелью стекал купол дублинского супермаркета, а внутри царапалась личинка.
В задымленном лесу, когда он был туземным мальчишкой и волдыри на ногах лопались, не успев набухнуть. На ионнанитском кресте. В дедовской ванной.
Только никогда еще смерть не была к нему так жестока.
С недоумением Марк услышал собственный крик — не крик, а вой, раздирающий в клочья легкие.
С недоумением увидел, как изъязвляется кожа на руках, обнажая мясное месиво. Кровь забрызгала лужайку широким пятном. Клетки лопались одна за другой, высвобождая содержимое, словно в каждой включилась миниатюрная микроволновка.
Среброволосая девушка уронила фигурку, отбросила назад тяжелые волосы и отступила на несколько шагов. Возможно, ей не хотелось пачкать в крови белую крестильную рубаху. Марк бессильно смотрел, как она отходит и останавливается у корявого ствола ивы, той самой, в которую еще недавно упиралась спиной и напряженными ягодицами. Смотрел, пока мог смотреть. Затем глаза перестали видеть.
