Мэри Расселл - Птица малая
– Ей трудно находиться рядом с людьми, когда у нее на руках, как сегодня, умирает пациент. К этому никогда не привыкнешь. Будет лучше, если потом мы какое-то время побудем одни.
Тем временем Эмилио помог поднять тело Алана на стол и задержался после того как Д. У, Джимми и Марк покинули огороженное место.
– Хочешь, чтобы я ассистировал? – спросил он с готовностью, хотя уже был бледен.
– Нет, – резко сказала Энн. Затем смягчилась: – Ты сам этого не хочешь. Даже не хочешь оставаться настолько близко, чтобы слышать. А я делала это тысячу раз. Я привыкла.
Но не с такими вот телами. Не с только что умершими, не с друзьями. На самом деле это была одна из худших и самых удручающих процедур, которые ей приходилось выполнять в жизни, полной весьма неприятного опыта. И одна из самых бесполезных. Спустя несколько часов она привела труп в приличный вид и позвала священников, которые облачили его в ризы и завернули в пластиковый кожух кричаще-желтого цвета, столь же неуместный и неприемлемый, как смерть, которую он скрывал.
К тому времени уже наступили сумерки. Сидя вокруг маленького костра, остальные прислушались к близкому шуму падающей воды, пока Энн под душем смывала с себя кровь, мозги, экскременты, содержимое желудка, намыливалась, чтобы устранить запах, и безуспешно старалась изгнать из сознания картинки и звуки. Когда она появилась – с мокрыми волосами, но переодевшаяся и вроде бы успокоившаяся, – было уже слишком темно, чтобы Д. У. смог разглядеть, насколько она устала и расстроена. Он подумал, что, возможно, ей было не так уж трудно, что она профессионал, очерствелый, не подверженный нервным срывам. Поэтому он позвал Энн к огню и спросил о результатах.
– Оставьте ее в покое, – сказал Джордж, одной рукой обнимая Энн и поворачивая к их палатке. – Можно же подождать до завтра.
– Нет, все в порядке, – возразила Энн, покривив душой. – Это не займет много времени. Явной причины смерти не выявлено.
– У него была сыпь, доктор. Возможно, аллергическая реакция на фрукт, который он съел, – тихо предположил Марк.
– Это произошло несколько дней назад, – терпеливо сказала Энн. – И сыпь была, наверное, контактным дерматитом. В его крови никаких признаков повышенного уровня гистамина, но нам следует исключить из нашего списка все, что он ел вчера.
Она снова повернулась, желая уйти в свою палатку, лечь вместе с Джорджем и в его объятьях напомнить себе, что она жива и рада этому.
– А как насчет аневризма? – спросил Эмилио. – Может, лопнул какой-то кровеносный сосуд?
Они искали прибежища в конкретике. Энн это понимала. Столкнувшись со смертью, люди ищут причины, пытаясь защитить себя от ее своеволия и глупости. Энн уже двадцать часов провела на ногах. Другие тоже, но они лишь ждали. Энн уперлась руками в бока и уставилась в землю, стараясь дышать глубоко и ровно, чтобы подавить раздражение.
– Эмилио, – произнесла она тихо, но отчетливо. – Я только что завершила вскрытие настолько доскональное, насколько это возможно в данных условиях. Что ты хочешь знать? Признаков внутреннего кровотечения нет. Нет сгустков крови ни в сердце ни в легких. Нет воспаления кишечника или желудка. Легкие свободны от жидкости. Печень в идеальном состоянии. Почки и мочевой пузырь не поражены. Инсульта не было. Мозг, – сказала она, изо всех сил стараясь говорить спокойно, потому что труднее всего было вынуть и обследовать мозг, – в полном порядке. Нет ни одного физического признака, который позволил бы мне объявить известной причину смерти. Он просто умер. Я не знаю, почему. Люди смертны, понятно?
Энн опять повернулась, чтобы уйти, найти какое-то место, где можно сесть и поплакать в одиночестве, и чуть на завопила, услышав вопрос Д. У:
– Как насчет укуса на его ноге? Он не выглядит серьезным, и мы все покусаны, но, может быть… Энн, должна быть причина…
– Вам нужна причина? – спросила Энн, разворачиваясь к нему.
Он замолчал, пораженный ее тоном настолько, что выпал из своей задумчивости.
– Вам нужна причина? Deus vult, pater[34]. Бог пожелал, чтобы он умер, – устраивает такая?
Она сказала это, чтобы шокировать Д. У, но шокировала всех, вынудив умолкнуть, и ощутила горькую радость, увидев, что это сработало. Она видела Д. У, замершего на середине фразы, неподвижного, с приоткрытым ртом; Эмилио с расширенными глазами; Марка, пораженного жестокостью, с которой она обратила привычный им возглас веры.
– Почему это так трудно принять, джентльмены? – спросила Энн, глядя на них. – Почему при удачном исходе все похвалы достаются Богу, но когда случается беда, то это промах доктора? Когда пациент остается в живых, всегда «слава Богу», а когда он умирает, винят врача. Хоть бы раз в моей жизни, ради разнообразия, кто-то обвинил Господа, когда пациент умер, а не меня.
– Энн, Д. У. не винит тебя…
Это был голос Джимми. Она почувствовала, что Джордж берет ее за руку, и стряхнула его пальцы.
– Черта с два не винит! Вы хотите знать причину? Я называю единственную, которую смогла придумать, и мне плевать, если она вам не нравится. Я не знаю, почему он умер. Я не убивала его. Проклятие, иногда просто умирают!
На минуту она задохнулась от ярости и отчаяния.
– Даже когда под рукой все новейшие технологии медицины, даже когда стараешься изо всех чертовых сил вернуть человека, даже когда перед тобой изумительный музыкант, даже когда он был здоров вчера и даже когда он, черт возьми, слишком молод, чтобы умирать. Иногда просто умирают, понятно? Спросите Бога, почему. Не спрашивайте меня.
Джордж держал ее, пока она не выплакала свою ярость, и сказал тихо:
– Он не винит тебя, Энн. Никто не винит.
И она знала это, но на минуту ей показалось, будто она все-таки виновата.
– Дьявольщина, Джордж! – прошептала Энн, вытирая рукавом нос и тщетно пытаясь перестать плакать. – Дерьмо. Я ведь даже не любила его так уж сильно.
Беспомощно она повернулась к Джимми и Софии, придвинувшимся к ней, но посмотрела на священников:
– Весь этот путь он прошел ради музыки и не услышал ее ни разу. Разве это справедливо? Он даже инструментов не увидел. Какой смысл был тащить его в такую даль: просто чтобы убить его сейчас? Что за грязную шутку выкинул Господь?
За долгие месяцы на борту «Стеллы Марис» было рассказано много историй. У всех них еще оставались секреты, но некоторыми воспоминаниями детства они делились, включая и Марка Робичокса.
Марк не был одним из тех парней, которые с семи лет знают, что хотят стать священниками, но был очень близок к этому. В пять лет ему поставили диагноз: острая лимфобластная лейкемия, – но ему повезло оказаться канадцем, его спас закон о всеобщем доступном здравоохранении.
