Айзек Айзек Азимов - Транторианская империя
— Совершенно верно, но подозрение чертовски сильное и достойное дальнейшего расследования. И наконец: могу поклясться, что они работают над телепатической связью. Там есть какое-то оборудование, которое мне осторожно показали, и однажды, когда я беседовала с одним роботехником, экран показал его задний план с матрицей позитронного рисунка, какого я никогда ещё не видела, но мне показалось, что это рисунок для телепатической программы.
— Я подозреваю, что эта новость соткана из паутины, даже более тонкой, чем сведения о гуманоидных роботах.
Василия немного смутилась:
— Должна признать, что в этом вы, вероятно, правы.
— В сущности, Василия, это звучит совсем уж фантастично. Если матрица, которую вы видели, не похожа ни на что, виденное вами раньше, с чего вы взяли, что это рисунок для чего-нибудь?
Василия поколебалась.
— Сказать по правде, я сама этому удивляюсь, но, как только я увидела рисунок, мне сразу пришло в голову слово «телепатия».
— Несмотря на то что телепатия невозможна даже теоретически?
— Считается невозможной даже теоретически, а это не совсем одно и то же.
— Но пока ещё никому не удавалось добиться прогресса в этом отношении!
— Да. Но почему при виде рисунка мне пришла в голову мысль о телепатии?
— Василия, может быть, это просто ваш заскок, и бесполезно пытаться его анализировать. Забудем об этом. Что ещё скажете?
— Ещё одна вещь, самая загадочная. По некоторым незначительным признакам у меня создалось впечатление, что соляриане собираются покинуть свою планету.
— Да?
— Не знаю. Их всегда было немного, а становится ещё меньше. Возможно, они хотят начать сначала где-нибудь в другом месте, пока совсем не вымерли.
— Как это сначала? Куда же они поедут?
Василия покачала головой:
— Я рассказала вам всё, что знаю.
— Тогда я всё это приму в расчёт, — медленно сказал Амадейро. — Ядерный усилитель — раз, гуманоидные роботы — два, роботы-телепаты — три, уход с планеты — четыре. Откровенно говоря, ничему этому я не верю, но уговорю Совет санкционировать беседу с регентом Солярии. А теперь, Василия, вы можете отдохнуть. Почему бы вам не взять несколько недель отпуска, чтобы заново привыкнуть к солнцу Авроры и прекрасной погоде, прежде чем взяться за работу?
— Это очень мило с вашей стороны, Калдин, — сказала Василия, не вставая с кресла, — но осталось ещё два вопроса, которые мне нужно с вами обсудить.
Амадейро невольно взглянул на часы.
— Это займет много времени, Василия?
— Сколько бы ни заняло, Калдин, это необходимо обсудить.
— И что же вы хотите?
— Прежде всего — кто этот молодой всезнайка, который, кажется, пробрался в Институт? Как бишь его, Мандамус?
— Вы уже виделись с ним? — Амадейро натянуто улыбнулся. — Как видите, на Авроре кое-что изменилось.
— В этом случае явно не в лучшую сторону, — угрюмо сказала Василия. — Кто он?
— Как вы сказали — всезнайка. Блестящий молодой человек, достаточно разбирающийся в роботехнике и неплохо осведомленный в общей физике, химии, планетологии…
— Сколько лет этому исполину эрудиции?
— Неполных пятьдесят.
— А что будет из этого дитяти, когда он вырастет?
— Он останется таким же мудрым, сколь и блестящим, наверное.
— Не прикидывайтесь, что не поняли меня, Калдин. Вы намерены сделать его руководителем Института после себя?
— Я намерен прожить ещё много десятилетий.
— Это не ответ.
— Это единственный ответ, который у меня есть.
Василия беспокойно ерзала в кресле, и её робот, стоявший за её спиной, водил глазами из стороны в сторону, словно готовился отразить нападение. Вероятно, на него подействовало беспокойство Василии.
— Калдин, — сказала она, — следующим руководителем буду я. Это решено. Вы сами так говорили.
— Да, Василия, я так говорил, но после моей смерти этот вопрос будет решать Совет директоров. Даже если я кого-нибудь порекомендую, Совет может всё переиграть. Таковы правила Института.
— Вы составьте рекомендацию, Калдин, а уж я займусь Советом.
Амадейро нахмурился:
— Я не буду обсуждать это сейчас. Что ещё вы хотели обсудить? Пожалуйста, будьте коротки.
Она несколько секунд злобно смотрела на него, а потом сказала, как отрубила:
— Жискар!
— Робот?
— Конечно, робот. Разве вы знаете какого-нибудь другого Жискара, о котором я стала бы говорить?
— Ну, так что с ним?
— Он мой.
Амадейро удивился:
— Он был законной собственностью Фастольфа.
— Жискар стал моим, когда я была ещё маленькой.
— Фастольф одолжил его вам, а потом взял обратно. Ведь официально он не был вашим.
— Он был моим фактически. Но в любом случае у Фастольфа больше нет собственности. Он умер.
— Он оставил завещание. Если я правильно запомнил, по этому завещанию два робота, Жискар и Дэниел, теперь являются собственностью солярианки.
— Я не хочу, чтобы они были у неё. Я дочь Фастольфа.
— Ого!
Василия вспыхнула:
— Я требую Жискара! Почему им владеет чужестранка?
— Только потому, что так завещал Фастольф. К тому же она гражданка Авроры.
— Кто это сказал? Для всех аврориан она солярианка.
Охваченный внезапным приступом ярости, Амадейро стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
— Василия, чего вы от меня хотите? Я не люблю солярианку, она мне очень неприятна, и, будь у меня возможность, я бы, — он быстро взглянул на роботов, — я бы вышвырнул её с планеты. Но я не могу оспаривать завещание. Даже если бы был законный путь к этому — а его нет, — я не счел бы разумным делать это. Фастольф умер…
— Именно поэтому Жискар должен быть моим.
Амадейро не обратил внимания на её слова.
— Коалиция, которой руководил Фастольф, распадается. В последние несколько десятилетий она держалась только благодаря его обаянию. Я хочу собрать остатки этой коалиции и присоединить к своим последователям. Таким образом я могу собрать группу, которая станет доминировать в Совете и контролировать следующие выборы.
— И сделает вас следующим Председателем?
— А почему бы и нет? Авроре хуже не будет, а мне это дало бы шанс изменить нашу никудышную политику, пока не поздно. Беда в том, что у меня нет популярности Фастольфа, нет его дара излучать святость, чтобы скрыть глупость. Следовательно, если я стану праздновать победу над умершим, это будет плохо выглядеть. Никто не должен говорить, что при жизни Фастольф пренебрегал мною, а когда он умер, я наплевал на его завещание. Я не желаю быть смешным. Вы поняли? Обойдётесь без Жискара!
