Алексей Корепанов - Стрелы в полёте
– Тьфу ты! – с досадой сказал Большевик. – Ну чего ты к словам цепляешься, Дмитрий? Что толку сейчас от твоей философии? Серега, между прочим, молчит – и правильно делает, согласен? Разговаривать потом будем, когда предназначение свое выполним. Если я не ошибаюсь, сейчас уже речка должна показаться. Да, Сергей?
– Угу, – не разжимая губ, ответил Сергей.
Ему почему-то стало не по себе от слов Большевика о предназначении. Их предназначение – проведение Ритуала, они заброшены сюда именно для того, чтобы выполнить свое предназначение… Сброшенная с самолета бомба падает на город и взрывается – в этом ее предназначение. И перестает существовать… Как там говорила Вика? Они, все четверо, – разноцветные стрелы, выпущенные в цель чьей-то рукой. А если не стрелы, а именно бомбы?.. Их предназначение – совершить Ритуал. Взрыв – свершилось! изменилось мироздание… – и четырех бомб больше нет, потому что в них уже нет необходимости… Что если было задумано именно так?
– Вот, я же говорил! – удовлетворенно произнес Большевик. – Вот она, речушка, никуда не делась. Все, теперь нам сам черт не страшен, согласны?
Сергей повернул руль и автомобиль медленно двинулся вдоль берега к чернеющей неподалеку дубраве. Небо по-прежнему было слепым, и даже самый пристальный взгляд не мог отыскать вокруг ни намека на чье-либо постороннее присутствие. Они были одни под этим погруженным в трясину сна небом, одни – против замершей в неустойчивом равновесии Вселенной.
– Приехали, – деловито сказал Большевик. -Берем фонари и вперед, за топливом.
– Куда тебе вперед с одной ногой! – возразил Дима. – Сиди здесь, мы и сами управимся.
– Тут ты прав, – согласился Большевик. – Ладно, ведите меня на ту костровую площадку, я там посижу.
– А я пока здесь останусь, – внезапно сказал Сергей. – Минут на пять. А потом тоже… за сучьями…
– Снова слабость? – обеспокоенно спросила Вика.
– Чуть-чуть… Сейчас пройдет.
Чувствуя, как тело в очередной раз превращается в кисель, Сергей откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Слегка закружилась голова и зашумело в ушах, но он был уверен, что это ненадолго.
– Вперед, господа, – сказал Большевик. – А ты сиди, Серега, не спеши, нас никто не подгоняет. Противника нашего сейчас менты по почкам бьют. Дима, прихвати канистру из багажника. Компас давай, Серега.
Сергей слышал, как они забрали канистру с бензином – чтобы не было проблем с разведением костра, – потом захрустел снег под их ногами. Хруст удалялся, становился все слабее – и наступила тишина. Он открыл глаза. Впереди чернели деревья, белел снег, и скользили по снегу световые пятна от карманных фонариков.
Слабость не проходила. Сергей сполз пониже, упершись коленями в приборную панель, стараясь поудобнее устроить отяжелевшую голову на спинке сиденья, и вновь опустил веки. Никакого удовлетворения от того, что они наконец-то вышли на финишную прямую, он не испытывал – напротив, его охватило чувство какой-то неустроенности, какой-то неловкости, словно он пустился в путь, а в ботинок попал камешек, и мешает беззаботно шагать, наслаждаясь красотами природы… Только сейчас такой вот камешек был не в ботинке – камень был у него на душе.
Правильный ли путь он выбрал? Единственно ли это возможный путь? Может быть не к созданию нового мира нужно стремиться – это ведь будет уже иной мир, не этот мир, – а попытаться сделать лучше именно этот? Но как?.. Намерения и действия – отнюдь не одно и то же… кроме того, сплошь и рядом задуманные намерения приводят к совершенно не соответствующим им действиям… а если даже намерения и действия все-таки совпадают, они дают подчас совсем иной результат, нежели задумывалось изначально. Крылатая и горько-справедливая фраза – символ нынешних смутных безвременных времен: «Хотели как лучше, а получилось – как всегда…»
А если сделать по-другому? Если бросить здесь и Большевика, и Вику, и Диму, врубить мотор и умчаться отсюда куда глаза глядят, как можно дальше, в другой город, чтобы никто не мог разыскать? Предать… да, предать! Залиться до беспамятства водкой, пригоршнями глотать снотворное – и проспать, провести, уткнувшись носом в собственную блевотину, все дни, оставшиеся до окончания Орх-Онти, Перепутья… А потом сделать новый мир для себя. Он же теперь не такой, как другие, у него открылись новые способности – так воспользуйся же ими, пробейся, черт побери, к удобному месту под солнцем – и устройся там!
Сергей вздохнул и положил руки на руль, чувствуя, как волнообразными приступами накатывается на него головокружение.
«Все мои терзания напрасны, – подумал он. – Если я откажусь от участия в Ритуале, то потом всю жизнь буду проклинать себя за то, что упустил такую невероятнейшую возможность…»
Внезапно он уловил краем глаза какое-то движение сбоку от автомобиля. Он повернул голову – и увидел парящую в воздухе над снегом темную, но почти прозрачную колеблющуюся фигуру. Гость улыбался и удовлетворенно кивал.
Сергей потянулся к дверце, чтобы открыть ее, – но смутное видение тут же пропало. Он тряхнул тяжелой головой, обвел взглядом окрестности – но Гость бесследно исчез. В отдалении по-прежнему чернела дубрава, и не видно там было никакого мелькания света.
Он нащупал фонарик во внутреннем кармане куртки и выбрался из машины. Еще раз осмотрелся и медленно направился к деревьям. Вокруг стояла глубокая тишина, и не нарушали ее ни голоса, ни треск веток. И по-прежнему не тревожил ночь ни единой проблеск света.
«Куда же они подевались? – с недоумением и каким-то тягостным волнением подумал он, пробираясь по следам тех, кто совсем недавно прошел здесь до него. – Неужели уже все подготовили? Нет, не может быть, вдвоем бы они так быстро не справились, даже днем. Куда же их занесло?..»
Сергей дошел до знакомого уступа, посмотрел вниз. Площадка была пуста. Ни собранных веток, ни Юры-Большевика. Он растерянно обвел взглядом черные онемевшие деревья, рупором приставил ладони ко рту, чувствуя, как тараном ломится в сердце тревога.
– Вика! Дима! Юра! Где вы? Э-эй!..
Разнеслось в ночи испуганное эхо – и стихло, запутавшись среди ветвей. И – ни звука в ответ. Словно разверзлась земля, отшатнулись деревья – и спутники его канули в нездешнюю бездну, не успев произнести ни слова.
– Эй!.. Эй!..
Тишина. Сгустилось пространство, и остановилось время, и он остался в одиночестве посреди окоченевшего навсегда мира.
И вдруг в этой окоченевшей тишине раздался словно ниоткуда гул мотора, и глазами нездешнего чудовища вспыхнули в ночи фары. Автомобиль резко затормозил, захлопали дверцы, и, зловеще хрустя снегом, направились к ошеломленному Сергею темные фигуры. Фары светили им в спины, и Сергей не мог разглядеть лица тех, кто быстрым шагом приближался к нему.
