Алексей Калугин - Не сотвори себе врага (сборник)
Я даже почти не удивился, когда, открыв на звонок дверь, увидел на пороге Деда.
Выглядел Дед просто ужасно. Одной рукой он опирался о косяк, другую прижимал к груди слева. Дышал он часто, с каким-то хрипловатым присвистом на выдохе. Все лицо его и лысый череп были покрыты большими круглыми каплями пота, казавшимися приклеенными к коже.
– Вам плохо? – спросил я. – Вызвать «Скорую»?
Дед отрицательно качнул головой, махнул мне рукой и, тяжело переставляя ноги, направился к своей двери.
Я последовал за ним, готовясь в случае необходимости подхватить его под руку.
Миновав маленькую, почти квадратную прихожую, мы вошли в единственную комнату. Скудная мебель, находившаяся в ней, была расставлена вдоль стен: узкая металлическая кровать, полуприкрытая старым клетчатым покрывалом, низкая, похожая на больничную тумбочка, выкрашенная белой масляной краской, на которой стояли пузырьки с лекарствами и полупустой стакан воды, и грубо сколоченный, покрытый той же, что и тумбочка, краской табурет, который, судя по многочисленным разноцветным пятнам на широкой крышке, выполнял роль обеденного стола.
Все остальное свободное пространство комнаты занимала детская железная дорога со станционными домиками, искусственными миниатюрными деревьями и холмами, семафорами и тоннелями.
Рельсы были уложены тремя большими перекрывающимися петлями, образующими в центре равнобедренный треугольник с чуть выпуклыми сторонами. Площадь треугольника, в отличие от всего остального пути, была совершенно пустой, свободной от каких-либо декоративных украшений. У балконной двери, в углу, где было отведено место под «депо», плотно, бок о бок стояло около трех десятков локомотивов и не поддающееся беглому подсчету огромное число пассажирских и грузовых вагонов, цистерн и открытых платформ.
Дед тяжело опустился на кровать и, взяв с тумбочки, проглотил какую-то таблетку. Несколько секунд он сидел с закрытыми глазами, ожидая, когда лекарство подействует. Потом глаза его открылись и окинули меня внимательным, оценивающим взглядом.
Я присел на краешек табурета.
– Может быть, все-таки вызовем врача?
Дед снова отрицательно мотнул головой, еще более уверенно и непреклонно, чем в первый раз.
– Извините, что вынужден был потревожить вас, – сказал он.
Голос у него был тихий, шелестящий, похожий на шорох желтой осенней листвы и, на мой взгляд, совершенно не вязался с его внешностью.
– А, ерунда, – отмахнулся я и стал ждать продолжения.
Если Дед не хотел, чтобы я вызвал ему врача, то что, в таком случае, ему было от меня нужно?
– Мне просто не к кому больше обратиться за помощью, – беспомощно развел руками Дед. – А одному мне не справиться… И время мое, похоже, совсем уже вышло…
Он говорил отрывисто, бестолково, то бросая на меня беглый взгляд, то отводя глаза в сторону. Мне показалось, что Дед не знает, с чего начать, да и вообще засомневался, правильно ли поступил, пригласив меня к себе и начав этот разговор.
Вдруг он снова схватился за сердце и страшно вытаращил глаза. Я бросился к тумбочке с лекарствами, схватил первый подвернувшийся под руку пузырек с характерным запахом сердечных капель, вытряс какое-то количество капель в пластиковую крышку и влил лекарство в раскрытый рот Деда.
Вначале мне показалось, что лекарство не действует или же я, совершенно не разбираясь в лекарствах, скормил Деду не то, что нужно. Но через пару минут Деду явно полегчало. Дыхание его стало ровнее. Он взял в руку полотенце и промокнул покрывшуюся испариной лысину и лицо.
– Вот видите, – попытался улыбнуться он, как будто хотел извиниться передо мною за внезапный приступ.
– Вам необходим врач, – постаравшись придать своему голосу убедительность, сказал я.
– Врач здесь уже не поможет, – покачал головой Дед. – От старости лекарства еще не придумали.
– Чем же в таком случае могу помочь вам я?
– Вы – можете, – уверенно произнес Дед.
Я решил, что речь пойдет о завещании или о чем-то еще в этом роде.
Дед попытался подняться на ноги.
– Да куда вы, – удержал я его на месте. – Вам вообще было бы неплохо прилечь.
От последнего моего замечания Дед отмахнулся, как от назойливого слепня.
– Я думаю, лучше всего будет начать разговор с небольшой демонстрации. Иначе вы просто мне не поверите, – сказал он. – Будьте добры, принесите из холодильника яйцо.
– Яйцо? – удивленно спросил я.
– Да, именно, куриное яйцо.
Я не стал спорить и пошел на кухню.
В холодильнике на полочке лежало одно-единственное яйцо. Я взял его и вернулся в комнату.
Пока меня не было, Дед слез-таки с кровати и теперь ползал по полу на четвереньках, расставляя на рельсах свои паровозики.
– Да что же вы прямо как маленький! – возмущенно воскликнул я. – Вам лежать надо, а вы в игрушки играете.
Дед продолжал свое занятие, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Ну не бороться же мне с ним было? В конце концов, кто он мне? Зачем он меня позвал? Это его жизнь, его здоровье… И его железная дорога. Привалившись спиной к стене, я наблюдал за возней Деда с паровозиками. Задумавшись, я чуть не раздавил неизвестно зачем принесенное яйцо, которое до сих пор держал в руке.
– Послушайте, – сказал я, устав наблюдать за старческими чудачествами. – Может быть, я пойду к себе, а вы меня позовете, когда я буду нужен? Куда положить яйцо?
– Секундочку, я уже почти закончил, – оборвал меня Дед.
Он прицепил последний вагон к составу и устало присел возле моих ног. С гордостью и удовольствием посмотрел со стороны на дело своих рук.
На путях стояло три состава. В одном было два вагона, во втором – пять, в третьем – семь. Каждый из них был установлен на своей петле рельс, в точках, наиболее удаленных от центрального треугольника.
– В детстве вы хотели стать машинистом? – спросил я Деда.
– Нет, – ответил он. – Я увлекся этим гораздо позднее, уже на пенсии.
Как зачарованный смотрел он на свою игрушку.
– С яйцом-то что делать? – спросил я.
Дед пододвинулся к коробочке с пультом управления дорогой, проверил соединение проводов, а затем повернулся ко мне и сказал:
– Разбейте его. Вон там, в центре, – он указал на свободный от игрушечных построек треугольник в самом центре сплетения железнодорожных веток.
– Что? – переспросил я, решив, что что-то неправильно понял.
– Разбейте его. Хлопните об пол, – повторил Дед и резким взмахом руки изобразил, что именно я должен сделать.
– Зачем? – снова спросил я.
– Потом увидите. Ну, давайте же!
Голос Деда сорвался от волнения.
Я пожал плечами и, протянув руку, разжал ладонь.
