Сергей Щепетов - Род Волка
– Как это не видно?! – в свою очередь изумился Атту. – Как бы мы жили, если бы всегда не смотрели в степь?
– А-а, – догадался Семен, – там, на холме, наблюдательный пост, да?
– Ну, что такое «пост», я не знаю, но глаза Рода там есть всегда. Еще не стемнело, и они, наверное, не закрылись.
– Ночью, значит, эти ваши глаза спят, да?
– А чего же им еще делать?
– Но ты же сказал, что они «всегда»? То есть постоянно?
– Конечно, – пожал плечами Атту.
После не очень коротких расспросов Семен уяснил для себя очередную тонкость мировосприятия туземцев: ночь в понятие «всегда» не входит. Темное время суток – это как бы разрыв во времени, пауза. Во время этой паузы границы между мирами истончаются и людям следует избегать активных действий, чтобы куда-нибудь не ухнуть.
Наблюдение ведется только в светлое время суток. Его цель – быть в курсе передвижения стад животных и не дать приблизиться к лагерю охотникам за головами. На ночь наблюдатель уходит спать в лагерь, и в этом есть глубокий философский смысл: во-первых, в темноте все равно ничего не видно, а во-вторых, ночью хьюгги не нападают.
Один вопрос тянул за собой другой, но Атту отвечал неохотно, и Семен не стал его мучить. «Волнуется перед встречей, – решил он, – или у них вообще не принято разговаривать на ходу». Впрочем, общаться вскоре Семену и самому расхотелось. По ровному месту и без груза Атту двигался как-то ненормально: он вроде бы просто шел, но угнаться за ним можно было только легкой трусцой.
Видневшийся вдали холм действительно оказался каменной гривой, метров восемь в самом высоком месте. Со стороны степи подъем был пологим и заросшим травой. Они успели пройти километра полтора, когда оттуда послышался разноголосый лай. Через минуту-другую Семен увидел, что им навстречу несется стая. «Сейчас порвут», – решил он и посмотрел на туземца. Однако тот не только не взял оружие на изготовку, но даже шага не замедлил. И оказался прав – стая разномастных собак «обтекла» их и устремилась куда-то дальше. Вскоре за спиной послышался отчаянно-злобный лай. Семен наконец понял, в чем тут дело.
– Стой, Бизон! – крикнул он. – Там же волк!
Семен бросил арбалет на землю и, с посохом в руках, помчался обратно – метрах в трехстах уже клубилась драка.
Он не успел – на его глазах куча лохматых тел рассыпалась и образовала широкий лающий круг. В центре лежали, дергаясь в агонии, три крупных пса. Над ними стоял, вздыбив шерсть, волчонок. Было видно, что этот детеныш на самом деле давно уже и не детеныш, а здоровенный сильный зверь, крупнее любой из собак. И самое главное – он их не боится, ни в чьей поддержке не нуждается, а хочет и может драться один. Семену показалось, что он уловил полный презрения призыв волка к противникам: «Ну же! Давайте!! Я хочу еще!» Но собаки поджимали хвосты и пятились. Приближение человека придало им смелости, и они двинулись было вперед, но Семен взмахнул палкой и заорал на них: «Кыш!! Пошли отсюда!!» Похоже, приказ соответствовал их собственным желаниям – лай начал стихать, а круг распадаться.
– «Зачем ты прогнал их? Было так хорошо…»
– «Их много!»
– «Оказывается, я сильнее! Оказывается, я могу убивать врагов (тех, кто нападает, а не убегает)».
– «Ты стал настоящим волком – не ребенком».
– «Да, я понял. Очень хочу в стаю».
– «Иди!»
– «Ты?»
– «Я возвращаюсь в свою стаю».
– «Ухожу…»
«Ну, вот и попрощались», – вздохнул Семен и побежал догонять Атту.
* * *На вершине, среди рыжих каменных глыб, располагалась утоптанная площадка размером примерно три на три метра. Как объяснил Атту, это и есть «место глаз» – наблюдательный пункт. Часового здесь не было, так как, пока они сюда добирались, окончательно стемнело. Впрочем, видимость вскоре отчасти восстановилась, поскольку освободившаяся от туч луна оказалась полной и яркой.
Со стороны, обращенной к лагерю, под площадкой был почти отвесный обрыв, вправо и влево сменяющийся каменными осыпями. Лагерь представлял собой несколько вольно расставленных жилищ, похожих на «вигвамы», – отдельных или попарно соединенных широкими крытыми переходами. Возле некоторых жилищ догорали костры, народ же тусовался на свободном пространстве недалеко от обрыва, где костер горел вполне нормально.
– Угадал! – облегченно улыбнулся Атту. – Скоро начнется!
Спускаться вниз к сородичам он явно не торопился, и Семен стал потихоньку у него выпытывать, в чем тут дело. К чему было нестись сломя голову по степи, чтобы потом сидеть между камней и смотреть вниз?
Для начала выяснилось, что никуда они не бежали, а, наоборот, шли тихим шагом в ожидании, когда стемнеет и часовой покинет свой пост. А во-вторых, в племени лоуринов принято регулярно (как именно, Семен не понял, кажется, раз в два-три месяца) проводить некое культмассовое мероприятие. Почему-то Атту пожелал приурочить свое возвращение именно к нему. Что и как они будут делать дальше, туземец не объяснил, но попросил просто сидеть и смотреть. Впрочем, некоторые пояснения он все-таки дать соизволил.
– Понимаешь, у нас нет шамана, и старейшины все будут делать сами. Впрочем, Хиалан-ти предлагал нам своего ученика, но они отказались – может, молодому не доверяют, а может, привыкли сами с духами разговаривать.
– Это которые тут? Вот эти трое? – показал Семен на фигурки у костра, которые в общей суете участия не принимали.
– Они самые. Маленький – это Медведь, вон тот, который пошел помочиться, – это Кижуч, а лысый – Горностай.
Семен уже уразумел (не менее чем наполовину, как он считал) всю их чехарду с именами. У каждого мужчины есть тайное Имя, которое, конечно, в быту не употребляется. Они пользуются кличками – названиями зверей, птиц и рыб с двумя-тремя прилагательными. Последние, впрочем, при обращении произносить не обязательно, поскольку служат они в основном, чтобы не путать дубли: Волк Серый и Волк Быстрый – это разные люди. Реже используются наименования предметов (Перо Ястреба) или явлений природы (Восточный Ветер). В этих кличках мистики нет (почти), их иногда изменяют или меняют по собственному желанию либо по требованию коллектива.
Потом Атту, явно радуясь, что видит своих, стал представлять воинов, но понять, кого из мужчин он имеет в виду, Семену было трудно издалека, да еще в лунном свете – они все казались ему одинаковыми. Взрослых мужчин, не считая старейшин, оказалось больше двадцати человек. Основную же массу населения составляли женщины, подростки и дети, причем их было в несколько раз больше. «Кажется, так и должно быть в примитивных обществах, – подумал Семен. – На одного взрослого воина – четыре-пять домочадцев. Вот эти низкорослые фигуры в широченных балахонах, наверное, женщины, но почему-то Атту о них ничего не говорит. И между прочим, раньше тоже упоминал только мельком – они, дескать, в жизни Людей присутствуют, но не более того. Это что, табу, или они их за полноценных людей не считают?»
