Владимир Колотенко - Стена плача
Нашу радость разрушил вдруг откуда ни возьмись появившийся Валера Ергинец.
- Что случилось, - спросил он, переводя взгляд с одного на другого, - почему вы все в слезах?
- Пришло время слёз, - сказала Тамара, - тебе этого...
- Значит, всё у нас получилось? - снова спросил Валера.
Никто ему не ответил.
- Я вот что хочу вам сказать. Я давно... Я недавно узнал, что мы все состоим из ста триллионов клеток! И только десятая часть из них - человеческие! Остальные - микробы!
- Ты-то себя к какой части причисляешь? - спросила Ната.
Валера не понял вопроса.
- Девяносто триллионов микробов - это же целая армия злых и голодных бойцов, - уточнил Жора, - и каждого из них надо кормить.
- Что если нам, - предположил Валера, - провести ряд предупредительных мер по... Проверить активность трансаминаз...
- Ты же не станешь себя травить, - сказал Стас.
Валера недоуменно посмотрел на него, затем:
- Мы смогли бы тогда...
- Собою, - сказал Жора.
- Что «Собою»? - не понял Валера.
- Кормить, - сказал Жора, - собою кормить эту армию паразитов.
Мы, конечно, все скуксились - наша радость была Валерой разрушена. Но не было в мире силы, способной разрушить наши надежды! Это-то мы точно знали.
- Теперь точно можно, - обняв меня за плечи, тихо произнёс Жора.
- Что можно? - спросил я.
- Точно! - повторил Жора.
Я молча смотрел на него, ожидая ответа. Жора улыбался.
- Твою Тишеньку... теперь можно... точно... Зови её! И не только её...
Стоял неимоверный галдёж, и я сделал вид, что не расслышал Жору. Мне не хотелось даже думать о Тине - как бы её именем, произнесенным всуе не испортить всё дело! Ведь, казалось, что и без неё наш лёд прекрасно тронулся и не сегодня так завтра мы встанем на тропу успеха. И вот чудо-то: как только Жора произнес имя Тины, воцарилась смертельная тишина. Казалось, даже Земля притишила своё вращение вокруг оси, которая стала вдруг скрипеть и скрежетать как несмазанная телега. Да-да, я лично слышал этот скрип и видел, видел десятка три колючих насквозь пронизывающих и прислушивающихся к тебе взглядов, немо спрашивающих - «Так что там с нашей Тиной?». Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь из наших когда-либо произносил её имя, и вот оказалось, что они только и живут этим именем, только и ждут от меня ответа - «как там наша Тина?». Да я понятия не имею, где и как ваша Тина. Более того - я точно знаю только одно...
- Что ты молчишь, - Жора взял меня за локоть, - видишь - все ждут.
- Она умерла, - произнёс я.
Казалось, и Земля, замерев, дала крен.
- Рест, ты в своём уме?
- Как так произошло?
- Что случилось?
- Этого не может быть!
- Ну и шуточки у тебя...
- Перестань...
- Жор, скажи ему...
- На выпей...
- Да иди ты...
- Ой, верьте вы ему...
- Зачем врать-то?
- Юра, дай ему укол...
Я не выдержал:
- Да ладно вам!..
Они обступили нас, галдя и талдыча, причитая вот таким крепким столбиком, тесня и хватая меня липкими руками... Кто-то подмигнул, кто-то сплюнул в сердцах, кто-то хохотнул, кто-то даже дал пинка сзади... Они издевались надо мной как те над Иисусом. Мне не доставало только тернового венца на башке. Да, это был праздник Иисусовых страстей, Его мук.
А я знал только одно - Тины нет!
Затем Жора поднял руку и всё стихло.
- Зачем ты убил её? - спросил он.
Ах, Жора-Жорочка-Жорик... Я не знал, что ответить. Ах, провидец ты мой и всесведущий прорицатель! Я всегда знал, что ты всё знал про меня, что ты предвидел все мои действия и поступки, что от тебя спрятаться невозможно! Вот и сейчас... Как тебе удалось выведать мою самую тайную тайну? Откуда ты взял, что я раздолбал свой почтовый ящик, чтобы вытащить из него все Тинины письма? Кто тебе сказал, что все её сайты я слил в канализацию и досуха, аж до дыр, вытер все унитазы? Как ты мог даже только подумать, что все её фотографии я порвал на мелкие кусочки и один за другим сжег дотла в своём новом камине, в последний раз наслаждаясь её теплом?
Её теплом!)
И все её запахи - выветрил...
Как?!
Это не лезет ни в какие ворота!
Ах, как ты теперь прав: я - свободен!
Да вы и представить себе не можете, чего всё это мне стоило!
Но я в своем светлом уме и в самом полном здравии теперь могу твёрдо сказать: нет надо мной ни надсмотрщика, ни палача!
Спасибо и Тебе, милая Ти!
Это Ты своим «Я тебя последний раз спрашиваю» придала мне сил, чтобы я в последний раз мог Тебе так свирепо ответить: теперь баста!..
И ура троекратное!
- Ты-ы-ы... - говорит Лена, - какое ура?!
Лена не понимает, как я её мог убить!
- Никаких писем, никаких стихов, никаких фоток, никаких... Даже тени от Тебя не останется! Даже мысль о Тебе потонет!..
Я и Пустота!
«Я тебя последний раз спрашиваю».
(Так сказать мог только Пилат).
- Ты и в самом деле... - спрашивает Лена, - тыыыы-ы-ы-ы...
Иногда мне снилось, что с карабином наперевес я веду в бой полки наших клонов... Тина - впереди! А ведь я никогда не держал карабин в руках! Как я мог кого-то убить?
- Можешь ответить?
Я только пожимаю плечами.
А ведь в этом, возможно, и моё спасение?
В пустоте?..
Хоть сычом вой...
С пустотой?
«Я последний раз у тебя спрашиваю».
Во балда-то!
Мысль о том, что я могу пойти на такое с тем, чтобы освободить себя от Тининых цепей, отгрызть себе даже лапу, чтобы вырваться из её капкана - капкана тех самых сирен, которые усыпили Одиссея, залепившего себе уши воском или глиной, или даже дерьмом, чтобы не слышать, не слышать этих смертельноупоительных звуков, эта мысль рвала мою рану... И я как Буриданов осёл метался, метался меж двух вязок сена...меж двух огней - убить - не убить...
И где взять столько сил, чтобы осуществить задуманное - убить!
Ха! Тина! Тина, Тиночка, Тинюша! Тинок!
Тишаня!
Вот же где источник всех моих сил и силочек! Вот же Тот, Кто даёт, не раздумывая и без оглядки - «Нате - не жалко!.. Но возьмите!..».
Ах, эта всеподкупающая её щедрость!
- Рест, ты оглох? Я тебя спрашиваю!
Юля злится.
- Я тебя уже третий раз спрашиваю: это снимать?!
- Обязательно, - говорю я, - а как же!
Юля злится:
- Обязательно...
- Прости, - произношу я, улыбнувшись.
- Прости... Вот не прощу, что тогда?
«Нате - не жалко!».
Так уж и нате... Что тогда?
Бежать!.. О, великая радость и власть одиночества!
Глава 26
Чувство удушающего одиночества... Я знаю, что это такое.
- Фух, - произносит Юля, - вот и эта вершина взята!
Мы стоим на самой макушке горы, которую часа три покоряли и таки покорили, влезли, выкарабкались из последних сил, чтобы теперь сказать, наконец, себе, что любая вершина по силам, если видеть перед собой только небо...
- Здесь совсем мало места, - говорит Юля, озираясь вокруг.- Точно так же, как и на вершине твоей Пирамиды.
- Там полно места, - говорю я, - только негде сесть. Все время нужно идти, двигаться...
- Но куда? С вершины ведь только один путь - вниз...
- Нет: вперед!.. Но как можно не видеть, не чувствовать всей красоты этого феномена? - возмущаюсь я. - Преображение Иисуса - это ведь приглашение в Его дом: заходи, сними на пороге запыленные сандалии, сбрось измученные одежды повседневности, оторви глаза от земли и взгляни на небо... Заходи же!.. Смелее!..
- Не так-то просто стать Богом, - говорит Юлия, - для этого нужно...
- Бог так устроил нас, - говорю я, - что мы не можем без него обойтись.
Край земли! Здесь кажется, что мир вымер. И ни слова о Тине! Это - такое счастье...
- А знаешь, - говорит Юлия потом, - Цюрих и на этот раз, уже шестой год подряд, признан самым лучшим городом на земле для работы и жизни. Там что - живут все продвинутые и преображенные?
- В Цюрихе наша Пирамида уже выстроена наполовину.
- Как так выстроена? - удивляется Юлия.
- Так, - говорю я, - там старики умирают счастливыми.
- И в Канаде, говорят, тоже...
- И в Канаде, и в Штатах, и... Кстати, в Штатах идеи Пирамиды уже вошли в школьные учебники... Правда, этот кризис здорово все подпортил...
Когда однажды дождливая погода обрекла нас на затворничество, мы целую неделю не выходили из дома. Это было не в Цюрихе, не в Париже, не в Риме... И даже не в Антананариву. Какое-то заброшенное и забытое Богом селеньице в три ветхие хибары на краю земли. Но лучшего места на Земле я не помню...
А сюда мы рвались, как никуда прежде. Мы отвоевали это право на праздник у повседневности и сдаваться не собираемся. В начале мая здесь особенно хорошо, хотя зимы в Давосе нам тоже нравились. Был, как сказано, май, воздух был наполнен прохладой, все утопало в густой зелени, стекающей по склонам швейцарских Альп, и тишина пронизывала душу до слез. Тишина была такая, что слышно было, как распускаются эдельвейсы. Смешно было даже думать, что нужно куда-то бежать, от кого-то скрываться...(Разве что только от Тины?). Мы ведь никому ничего плохого не сделали, я предложил миру новый, как мне казалось, новый стиль жизни, где каждый в состоянии стать счастливым, жить долго, может быть, даже вечно, если укротить свои прихоти, подчиниться каким-то там новым законам сосуществования, хотя эти законы и придуманы много тысяч лет тому назад...
