Журнал «Если» - «Если», 2009 № 11
А теперь уже шли события. Образы, пока туманные и односторонние, достигали корабля. Но что более важно и опасно, от них исходила энергия, с которой нарождающаяся сущность не знала, как справиться, как правильно ее употребить. Быстрее, корабль должен двигаться быстрее…
Но он не мог этого сделать без того, чтобы не нанести пространству-времени непоправимый ущерб. Пространство-время можно реконфигурировать не чаще и не больше определенного предела. А пока…
Наполовину сформировавшаяся сущность шевелилась, боролась, завывала от ужаса.
ДевятьГенри Эрдманн был напуган.
Он с трудом мог бы признаться в этом самому себе, не говоря уже о том, чтобы показать это людям, тесно набившимся в его маленькую квартирку субботним утром. Они с серьезным видом сидели перед ним полукругом, занимая диван, и кресло, и кухонные стулья, и другие стулья, принесенные из соседних квартир. Эвелин Кренчнотид пристроилась справа от него, почти вплотную, в слишком некомфортной близости. Генри вынужден был обонять одуряющую сладость ее духов. Она завила волосы, и голова ее казалось покрытой крошечными седыми колбасками. Стэн Дзаркис и Эрин Басс — единственные, кто еще был на это способен, — сидели на полу. Складки желтой ситцевой юбки Эрин казались Генри единственным ярким пятном среди землистых лиц. Двадцать человек, а возможно, в здании обнаружились и другие постояльцы, затронутые странными явлениями. Генри позвал тех, кого он знал, а те позвали тех, кого знали они. Не хватало только прикованной к постели Анны Черновой да Эла Космано, который отказался участвовать.
Все глядели на Генри, ожидая начала.
— Думаю, мы все знаем, почему мы здесь, — начал Генри, и тут же его поразило чувство нереальности происходящего. Он не понимал, сам-то он здесь зачем? В его мозгу всплыли слова Майкла Фарадея, высеченные на стене здания физического факультета Калифорнийского университета: «Нет ничего слишком чудесного, что не могло бы оказаться истинным». Теперь эти слова звучали насмешкой. То, что произошло с Генри, чудесным не было, но было «истинным» в том смысле, которого он не мог принять, хотя намеревался сделать все от него зависящее, чтобы свести дело к физике тем единственным способом, до которого смог додуматься после долгих часов напряженных размышлений. Все остальное было немыслимым.
Генри продолжил:
— Со всеми нами случилось… нечто… И самое лучшее, что мы можем сделать для начала, это выяснить — действительно ли мы все испытали одно и то же.
Сбор данных.
— Итак, я начну первым. В пяти разных случаях я испытал ощущение некоей силы, захватывающей мое сознание и мое тело, как будто через меня проходила мощная волна энергии, своего рода нейрологический шок. Один раз это было болезненно, в других случаях нет, но всегда очень утомительно. Кто-нибудь еще испытывал что-то похожее?
Последовал взрыв восклицаний, который Генри притушил поднятием руки.
— Давайте просто поднимать руки. Итак, кто-нибудь еще пережил подобное?.. Все. Хорошо, давайте теперь пройдем по кругу, каждый представится и расскажет свой случай, начнем слева от меня. Пожалуйста, рассказывайте ясно и подробно, насколько это возможно, но пока прошу ограничиться исключительно описаниями. Не надо толкований.
— Учителишко проклятый, — пробормотал кто-то, но Генри не разглядел, кто именно, да и не старался. Его сердце билось ускоренно, и ему казалось, что у него даже уши выросли, чтобы не пропустить ни одного слова. Он намеренно не упомянул о времени, когда происходили эти его «приступы» и не стал рассказывать о сопутствующих им внешних обстоятельствах, чтобы не влиять на информацию, которую могли бы предложить другие.
— Я Джон Клудж с четвертого этажа, — начал тяжелый круглоголовый мужчина с абсолютно лысой головой и приятным голосом.
Видно было, что он умеет заставить себя слушать. Видимо, университетский преподаватель, решил Генри. История или математика плюс, возможно, тренерская работа в какой-нибудь спортивной команде. — Все было почти точно так, как описал Генри, и чувствовал я эту «энергию» четыре раза. Впервые это произошло примерно в 7:30 вечера во вторник. Второй раз я проснулся ночью в среду в 11:42. Я засек время по будильнику, стоящему рядом с моей постелью. В третий раз я времени не заметил, поскольку меня стошнило после того пищевого отравления, которое с нами стряслось в четверг, но это произошло как раз перед этим приступом, где-то после полудня. Тогда энергетическая волна подступила к сердцу, я даже подумал, что у меня сердечный приступ. Последний раз это случилось вчера в 11:45 утра, и в дополнение к ощущению энергии я испытал… ну, что-то вроде…
Он выглядел смущенным.
— Пожалуйста, продолжайте, это важно, — подбодрил его Генри, слушавший, затаив дыхание.
— Ну, не скажу, что это было зрение, но через мой мозг проходили цвета — красный, голубой и белый — и с ними было связано ощущение чего-то… твердого.
— Ожерелье Анны Черновой! — воскликнула Эвелин, и собрание взорвалось.
Генри не мог остановить этот яростный гам. Он бы поднялся, но его ходунки остались в кухне; им просто не хватило места в переполненной гостиной. И он был очень благодарен Бобу Доновану, когда тот вложил два пальца в рот и испустил свист, который мог бы оглушить фронтовика.
— Эй! Все заткнулись, а то мы так ни черта и не поймем!
Все резко замолчали и возмущенно уставились на коренастого мужчину в мешковатых брюках из хлопчатобумажной ткани и в дешевом свитере из акриловой пряжи. Донован нахмурился и опустился на свое место. Генри воспользовался паузой.
— Мистер Донован прав: таким образом мы ничего не узнаем и не поймем. Давайте продолжим по кругу, никого не перебивая. Пожалуйста, миссис Басс.
Эрин Басс толково описала практически то же, что испытал Джон Клудж. Правда, с ней ничего не приключалось в среду ночью, но зато был более ранний опыт, совпавший по времени с тем слабым «приступом», испытанным Генри во вторник, как раз тогда, когда к нему пришла Керри, чтобы сопроводить в колледж. Эрин описала это переживание, как «шепот у меня в мозгу».
Следующие шестнадцать человек один за другим отчитались в тех же самых переживаниях четверга и пятницы, хотя некоторые из них не ощущали никакой «энергии» во вторник или в среду. Генри оказался единственным, с кем это произошло пять раз. В процессе всех «исповедей» Эвелин Кренчнотид неоднократно порывалась вскочить и «вставить свои пять центов». Ее распирало, будто гейзер, который только и жаждет разразиться обильными потоками. Генри опасался ее вмешательства, поэтому предостерегающе взял ее за руку, что было ошибкой, ибо Эвелин тут же принялась нежно пожимать его пальцы свободной рукой.
