Роберт Хайнлайн - Пройдя долиной смертной тени (Не убоюсь зла)
— Я отблагодарю вас обоих, как вы захотите.
— Вы слышали, Мак? Брат Шмидт взяла на себя обязательство, а по законам нашего братства обязательства не нарушаются. Брат Шмидт Джоанна Юнис, дорогая, отойдите от экрана, чтобы мы все могли вас видеть. Джейк, отойдите в сторону, вы портите композицию. Идите выпейте пива или поспите.
— Не обращайте на него внимания, — посоветовал его бывший товарищ по комнате. — Он пьян.
— Мак тоже пьян. Я об этом позаботился. Но я не настолько пьян, чтобы не взобраться в управляемую ракету, Джейк, если вы скажете, куда мне надо лететь.
— Джейк, — сказал судья, — его болтовня переходит дозволенные границы. Не то чтобы я не разделял его низколобый энтузиазм. Тем не менее спокойной ночи, сэр. Спокойной ночи, Джоанна.
Экран погас. Отключив видеофон, Джоанна начала раздеваться.
— Джоанна, не надо.
Но она продолжала снимать свое скудное и смелое одеяние, скинула сандалии и посмотрела на него.
— Джейк, я не хочу, чтобы со мной обращались как с фарфоровой куклой. Я хочу, чтобы со мной обращались как с женщиной.
Он вздохнул.
— Но золотой момент минул.
— В любом случае я не собираюсь одеваться. Вы видели это тело много раз, мы оба об этом знаем… и я хочу, чтобы мы оба не делали из этого проблему. На самом деле я застенчива, Джейк; как женщине мне всего несколько недель, и я к этому непривычна. А я хочу привыкнуть к тому, что я женщина. С вами.
— Как хотите, дорогая. Вы знаете, как высоко я ценю вашу красоту. Что мы будем делать? Читать, что-нибудь вслух, пока не подъедет моя машина? Смотреть видео?
— Негодяй. Если бы вы были джентльменом, вы бы, по крайней мере, разделись. Но вы упрямый, скверный негодяй. Не знаю, за что я вас люблю. Хотя Юнис любила… и любит вас, где бы она сейчас ни была, так что и мне приходится любить вас. Джейк, если вы не возьмете меня к себе в постель, то, по крайней мере, сядьте в то большое кресло и дайте мне свернуться калачиком у вас на коленях. Мы можем поговорить. Мы поговорим о Юнис.
Он вздохнул.
— Девочка, у меня из-за вас будет сердечный приступ. Ладно. Забирайтесь ко мне на колени. Но при одном условии…
— Джейк, не думаю, что соглашусь на ваши условия. Я в очень неуравновешенном состоянии.
— Согласен, дорогая. Но это мои колени.
— Мне следовало бы вернуться в апартаменты судьи. Вряд ли Мак и Алек будут настаивать на каких-то дурацких условиях. Расслабьтесь, Джейк. Я забираюсь к вам на колени и больше не ворчу. Так-то лучше. Обнимите меня, пожалуйста.
— Сперва мое условие. Вы не будете пытаться изнасиловать меня в кресле…
— Не думаю, что мне бы это удалось.
— Вы себе и не представляете, что можно делать в кресле, Джоанна.
— Прекрасно представляю. Я сама все это делала, когда была Иоганном. Но для этого требуется участие двух сторон.
— Пожалуй, да… но как только приедет моя машина, вы сразу же оденетесь, и никаких фокусов. И мы поедем к вам домой.
— Согласна… поскольку вы сказали «мы». Я уж начинала бояться, что вы отправите меня одну. В этом случае я бы приказала Рокфору и Чарли везти меня прямо к Алеку и Маку. Не правда ли, они восхитительные волки? Прижмите меня покрепче. У вас есть только один способ защитить меня от них.
— Хм… Джоанна, вы никому не скажете, если я расскажу вам что-то смешное?
— Хорошо… я обещаю никому не говорить, кроме Юнис.
— 0'кей, я не думаю, что вы нарушаете обещание, данное таким образом. Но позвольте мне вам сказать, что если бы вы разболтали это кому-либо, то вы бы обидели Алека и Мака… да и Юнис этого бы не одобрила.
— Конечно же, Юнис бы этого не одобрила. Джейк, этой фразой вы можете управлять мною всю оставшуюся жизнь.
(Не беспокойтесь, босс. Если Джейк будет не прав, я подскажу вам, как его исправить.)
— Хорошо, я не скажу никому, кроме Юнис… и того старика с длинной белой бородой, когда я снова его увижу.
— Хорошо. Слушайте. Ваши два очаровательных волка — а они и вправду очаровательные — такие же голубые, как Юлий Цезарь.
— Что? Джейк, мне трудно в это поверить.
— Я не приведу доказательств, но я уверяю вас, что мне это доподлинно известно.
— Но послушайте, дорогой! Я же целовала их. Конечно, может быть, я и не настоящая женщина… но не в тех местах, где это можно заметить. И я знаю, что их поцелуи не были поддельными. Они целовали меня с наслаждением. Ерунда, дорогой. К тому же они женаты.
— Я сказал «голубые, как Юлий Цезарь», дорогая, а не как правитель Аркхам.
— То есть вы хотите сказать, амбиголубые? Все равно мне в это трудно поверить. Неужели это нельзя распознать? Даже по поцелую?
(— Я заметила это, Джоанна, по крайней мере их ориентацию. Но они все равно волки… и, может, нам еще придется с ними встретиться, чтобы отблагодарить их.
— Юнис, разве это единственный способ для женщины отблагодарить мужчину?
— Это единственный убедительный способ, двойняшка. Для вас это что-то новое?
— Нет, дорогая… просто я думала, что, может быть, вашему поколению известно что-нибудь, чего не знало мое поколение. Оказывается, нет. По крайней мере из того, что вы мне говорили. Вы лишь более откровенны в этих вопросах.)
— Джоанна, если «амби» не хочет, чтобы об этом знали, то этого нельзя заметить. Послушайте, когда вы были Иоганном, вы могли распознать девственницу?
— Джейк, я не думаю, что когда-нибудь встречал девственниц. Но вы встречали.
— Вероятно, вы имеете в виду кого-то из наших общих знакомых.
— Конечно.
— Кого? Вини? Я бы о ней такого не подумал, хотя она и легко краснеет.
— Не Вини. Если она и девственница, то я не ее имел в виду.
(— Вы хорошо выкрутились из этого положения!
— Вини сама может рассказать о своих секретах. Дорогая, Джейк знает о вашем ребенке?
— Нет, и мы ему не скажем!
— Я и не собирался, дорогая… просто не хотел оказаться в глупом положении.)
— Теряюсь в догадках. Кто же этот образец добродетели?
— Я.
— Но… — Джейк замолчал.
— Да-да, дорогой. Иоганн не был девственным, и Юнис была замужем, не говоря уже о том старом волке, который склонял ее к сожительству…
(Это я склонила его.)
…Но это не имеет отношения к той новой женщине, которая у вас на коленях. Я девственница, но могла бы уже ею и не быть, если бы не ваш чертов телефон. Дону Амеке не следовало его изобретать.
— Кто это такой? Какой-нибудь русский? Телефон изобрел Александр Грэхэм Белл.
— Это старая шутка, извините, Джейк. Амека играл Белла в кино, но тогда вам было три или четыре года от роду. Но оставим давно усопших актеров и мою девственность, от которой я никак не могу отделаться, давайте говорить о Юнис…
