Вл. Гаков - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 21
Это была задача на пределе возможностей и сил. Защитить, спасти — уже не столько жизнь Солы, сколько самих себя, свою надежду, свою любовь, которой не на кого излиться, кроме нас самих, и значит — не на кого… О, если бы мы не успели…
Любовь, которая живет только внутри того, кто любит, которая не спасает и не греет тех, кто вне, погибает. Отравляется. Медленно. Незаметно. Обязательно и неизбежно. Мы это понимали. Угасшая любовь опустошает, как ничто другое в мире. Мы не могли позволить угаснуть нашей любви. На глазах у нас погибала мечта, и мы пошли ее спасать, и не могли поступить иначе. У нас просто не было выбора.
Человеческий ум ограничен.
— Что же теперь? — снова услышал я.
— Надо погрузить материалы. Тело профессора,. — я запнулся, — тоже.
— Да, вот что, — сказал он. — Я забыл… Она… просила нас взять ее с собой. Хочет быть с отцом… и сама позаботиться о нем на Земле.
— Ты с ней виделся? — медленно спросил я.
— Она звонила мне днем.
Она звонила. Ему.
— Пусть летит, — сказал я спокойно.
— Ты должен увидеться с ней. До отлета.
Я пожал плечами.
— Тогда я полечу туда и объясню ей все про тебя.
— Не глупи.
— Ты отвечай за себя, а я уж… да.
— Поступай, как знаешь.
Он помолчал, снова заглядывая мне в глаза, а потом отвернулся.
— Понимаешь, — глухо произнес он, — в такой момент, когда вся рухнуло, совершенно все, ты же видишь… жизнь и смысл двух поколений рухнули…, и ничего не осталось… хочется, чтобы хоть что-то уцелело. Понимаешь? Хоть что-то. Хоть бы такая маленькая мелочь, все равно. Это очень важно. Потому я все время вспоминаю об этом, а ты не понимаешь… Все связано. А ты даже для этого не делаешь ничего сейчас.
— Я делаю, — сказал я. И улыбнулся.
Тридцать лет человечество было счастливо.
Мы обманули себя. Все оказалось наоборот. Сто двадцать три человека погибли, больше чем напрасно. Цель оказалась хуже, чем миражем.
И настал мой черед. Черед стервятника, который приходит туда, где произошла трагедия, и с холодной настойчивостью выясняет кто хотел добра недостаточно добросовестно. Мечтал недостаточно активно. Любил недостаточно грамотно. Само мое существование обусловлено катастрофами. Я в стороне. Я могу мечтать, как другие, но моя работа начинается, когда мечта умирает.
Мы убили свою мечту.
Когда я вылетал сюда полгода назад, этого еще не знали. Даже здесь. Следившие за процессами в океане Солы работники биоцентра не понимали, что происходит. Горячие головы уже разрабатывали проекты ускорения эволюции Солы, чтобы не через миллионы, а лишь через тысячи лет появились крупные животные, потом люди, но в ежемесячных отчетах биоцентра вдруг пропали нотки гордости, и Контрольный отдел решил подстраховаться.
Все оказалось наоборот. Именно на этой стадии протожизнь требует лучевой стимуляции. Многие планеты — я по памяти могу назвать четыре, на которых были обнаружены все условия для возникновения жизни и которые все же не дали жизни по непонятым тогда причинам — доходили до состояния Солы, однако оставались безнадежно мертвыми, потому что в должный момент не получали мутагенной подкормки извне. Когда-то ее, вероятно, получила наша Земля. И вот теперь — неслыханное везение! — ее могла бы получить и Сола, если бы не вмешались люди, которые хотели только добра и во имя этого добра, во имя своей любви пошли на неслыханные жертвы, на чудовищное напряжение ресурсов и сил.
И никто не был виноват. Странно…
— Просто плакать хочется, честное слово, когда подумаешь сколько нам пришлось преодолеть ради этого, — вдруг сказал он.
Я кивнул.
— Да сядь же ты, хватит маячить! Хочешь кофе?
Улыбаясь, я подошел к столу, ногой придвинул второе кресло.
— Пока нет.
Он, не отрываясь, смотрел на меня, и вдруг щеки его отчаянно затряслись.
— Но что же было делать? — спросил он с мукой. — Разве можно было что-то сделать?.. Помнишь… помнишь, нас сняли с занятий и повели смотреть прямой репортаж из Совета? Как мы радовались, что все голосовали за Стройку, против — никто.
— Все радовались.
— Флаги, солнце, все блестит, смех… Какой был праздник!
— Был.
— А помнишь, двое ребят из параллельной группы пытались бежать на Стройку?
Я помнил. Я разведывал для них план грузовых трюмов корабля, которым они решили добраться до Плутона, потому что имел доступ на космодром к отцу. Я сам хотел бежать с ними, но меня защемило люком, автомат которого был вскрыт для текущего ремонта и по халатности техников все еще задействован. Мне раздробило голень. Ребята ждали у ворот порта, и когда гладер “скорой помощи” с воем промчался мимо них, выруливая на санитарную полосу дороги, я ухитрился в приоткрытое окно швырнуть им ком бумаги с планом и неисправным люком, обозначенным, как положено, черепом со скрещенными костями, которые я выводил еще гам, в полутемном коридоре, опрокинутый на холодный пол.
— Помню, — сказал я.
— Неужели можно было что-то сделать?
Ничего, подумал я. Ничего. Если человек убежден, что на глазах у него гибнет его мечта, он не может не спасать. Он не может не помогать. Не может — этим сказано все. Если б мог, в пустой Вселенной он чувствовал бы себя не изгнанником, а хозяином. И проблемы не возникло бы вообще.
У нас не было выбора. Мы не могли иначе.
— Ничего, — сказал я.
— Да, — ответил он и тяжело вздохнул, словно малыш, успокаивающийся после слез. — Это как-то… понимаешь, не укладывается в голове, что-то в этом есть ненастоящее, что мы тридцать пет изо всех сил убивали все это и так убили, что даже нет способа вернуть. Два поколения выросли на этом. Нет, не могу представить. Что все кончилось… и что теперь делать?..
Что теперь делать, подумал я. Мы все неимоверно устали. Сделали все, что смогли. Выложились. И радостно ждали теперь, когда появятся всходы Даже я. Работать приходилось на старом оборудовании, ограничивать себя то и дело — все съедала Стройка…
— По-моему, это ясно, — сказал я. — Осталось пятнадцать часов до отлета Необходимо погрузить материалы, аппаратуру, чтобы, если там возникнут сомнения, сразу проверить ее дееспособность. Надо, кроме того, привезти сюда его дочь. Она по-прежнему на станции восемнадцатого сектора? Ты ведь должен знать, — вырвалось у меня.
— Да я же не об этом! — крикнул он, сорвавшись. Смутился, спрятал лицо, а потом уронил голову лбом на кулаки, тяжело развалившиеся на столе. — Я же не об этом, — глухо сказал он. — Девочку я привезу сейчас, полечу, это так, но я же — не об этом, я — обе всем…
