Альфред Бестер - Дьявольский интерфейс
Разумеется, никакой гостиницы не имелось. Только дом для особо важных гостей. Я, естественно, начал блефовать и разоряться:
— Я — Эдуард Курзон из «Фарбен Индустри». Не понимаю, каким образом вы могли не получить мою радиограмму с Цереры! Будьте добры связаться с тамошним директором Поулосом Поулосом и удостовериться, что эта радиограмма действительно была послана.
Одновременно я давал царские чаевые и вел себя с таким уверенным апломбом (который мне приходилось вырабатывать десятилетиями), что клерки чуяли барина, привыкшего к безусловному повиновению, — и повиновались.
Я нашел Ху-Ху-Хуха на четвертый день без особых хлопот.
У меня имелся приборчик, который улавливал характерные нервные импульсы, при помощи которого шло постоянное сжигание вредных остатков в клетках Молекулярных людей. Мне оставалось только бродить в районе разработок, якобы инспектируя качество работы, и справляться с показаниями приборчика. На четвертый день стрелка засуетилась и указала в определенном направлении. Я прошел несколько миль (чтоб не шокировать народ, я надевал скафандр, выходя за пределы городка, хотя мог обходиться и без него) и увидел что-то вроде землянки, знакомой по картинкам в книгах о первых поселенцах на американском Диком Западе в XIX веке. Только здесь «дерн» поблескивал кристаллами аммонита, как и все на Титане. На заледенелой поверхности там и тут виднелись впечатляющей величины метеоритные кратеры, а также холмики замерзшей лавы местных вулканов (лава здесь недолго бурлит, попадая на поверхность, — температура минус сто тридцать градусов по Цельсию). Пейзаж освещал величавый диск Сатурна. В землянке Ху-Ху-Хух весь напружинился, готовый кинуться на непрошеного гостя.
Знаю расхожий образ неандертальца. Пещерный человечище из комиксов — в одной руке дубина, второй он тащит за волосы пещерную леди… Чушь! Прежде всего, неандертальцы плохие «таскальщики» — их рука была не такой ловкой, как у современного человека, — большой палец не был далеко отнесен от остальных и не противостоял им. А плохо развитая мускулатура рта и глотки исключала возможность внятной речи. Антропологи все еще спорят касательно того, что сделало человека хомо сапиенсом. Некоторые говорят — именно речь и противостояние большого пальца. Не вызывает сомнений, что неандертальцы объемом мозга не слишком отличались от нас, просто их мозг так и не развился. Если вы читаете на двадцатке, загляните в энциклопедию и увидите рисунок неандертальца. Ху-Ху-Хух выглядит точно как парень на этом рисунке: словно глядящий исподлобья боксер, крепко набравшийся после неудачного матча, в котором ему расплющили половину физиономии. Но чертовски крепкий боксер. Однако, подобно большинству животных, он жил в постоянной тревоге, был все время начеку.
Я быстро сорвал свой шлем, но мог только гадать, узнает ли он меня, вспомнит ли. Безымянный верно сказал: Ху-Ху-Хух не думает. Однако мои жесты и мычание он понял. Я загодя наполнил свои карманы сладостями и всякий раз, когда он открывал рот, совал ему в рот карамельку, что приводило самого старшего члена Команды в полный восторг. Так русские дрессировщики поступают со своими медведями — непрестанно суют им в рот кусочки сахара.
Это были те еще переговоры. Я, конечно, могу сделать рисуночки своих жестов, но вряд ли вы их поймете. И мое мычание я мог бы передать фонемами, но вы опять-таки только руками разведете. Зато Ху-Ху-Хух понял и знаки, и мое хрюканье-хмыканье. Верно, что он не может думать логически и запоминать. Он понимает в каждый момент времени что-нибудь одно. Сколько усвоенное продержится в его сознании зависит от того, когда тревога за свою жизнь — очередной импульс инстинкта выживания — вытеснит понятое. Тут помогают сладости.
После того, как я вдоволь нагримасничался, намахался руками, намычался и нафыркался и скормил ему бездну карамелек, наступило самое сложное — я чуть не сдвинулся, пока не надел на него принесенный с собой скафандр. Это был непосильный труд. Приходилось действовать только уговорами. Если вы когда-нибудь надевали скафандр на неандертальца, не имея возможности применить хлыст, вы меня поймете. Но привести его с поверхности планеты в городок без скафандра я, естественно, не мог. У людей возникли бы разные неуместные вопросы.
Словом, в итоге я впихнул его в чертов скафандр, и мы потопали к шлюзу шахтерского городка — Колоссу-на-Навозе, Метановой Матушке, Дочери Разрушения. А нам в спину светил Сатурн, у которого человечество уже умыкнуло одно кольцо. Проклятый Секвойя был прав относительно того, что человечество мало-помалу загадит собой всю Вселенную. Как это тяжко — вести бой с человеком, с которым ты в общем-то согласен!
В наших не ахти каких апартаментах в доме для важных залетных шишек Натома внимательно обследовала Ху-Ху-Хуха и заявила:
— Его надо обрить. С головы до ног. Мы его повезем назад под видом нашего слабоумного брата. — Тут она сдвинула брови и спросила озадаченным голосом: — Кстати, как он умудрился попасть сюда?
— Я думаю, зайцем в трюме грузового корабля. Ведь Молекулярный человек может месяцами обходиться без еды, воды и воздуха. Точнее, питаться любыми веществами, которые есть под рукой.
Перемежая успокоительные жесты и конфетки, мы ухитрились выкупать и обрить Ху-Ху-Хуха. Натома изрисовала его тело непристойными словами, так что он стал более или менее похож на заурядного хиппаря. Натома Ху-Ху-Хуху понравилась, и рядом с ней он ощущал себя в безопасности. Быть может, у парня никогда не было мамочки. Или была, но уж слишком давно. С другой стороны, ему понравилась и ванная с водой. Но я уверен, что в ванной он лежал впервые в своей до-о-олгой жизни.
На обратном пути «братец» спал на полу в нашей каюте. Одна беда — ему наша пища не нравилась, а запах болотного компоста возбуждал у него невероятный аппетит. Поскольку груз был заперт в трюме, компоста я для Ху-Ху-Хуха достать не мог, и он принялся есть самые экзотические — в диетическом отношении — вещи: наше постельное белье, огнетушители, чемоданы, книги, игральные карты. Приходилось не спускать с него глаз (и все равно он сожрал мои ручные часы), а не то он мог прогрызть дыру в обшивке космического корабля.
Привыкнув к метановой атмосфере Титана, Ху-Ху-Хух страдал от обычного воздуха. Натоме приходилось время от времени распылять перед его носом инсектициды. Думаю, опыт дрессировки влюбленных в нее воинов в резервации Эри ей во многом помогал.
На последнем этапе путешествия, когда мы приближались к земле, Натома устроила вечеринку для экипажа. Мы выложили на стол остатки нашей провизии, даже подогрели ее — что являлось неслыханной роскошью на убогом грузовике. Как она сумела получить огонь на космическом корабле, где не имелось ничего для получения огня? Сделала индейский трут из веревочки и палочки, зажгла кусочек пластика, а из больших кусков пластика сложила костерок в алюминиевом баке. Умница моя! Члены экипажа были очарованы ею, двое из них отводили Натому в сторонку, чтобы сделать предложение (умоляя развестись со мной). Остальные, более благородные ребята, пообещали провести моего дебильного братца через охрану космопорта без паспортных проблем (я наплел, что он сбежал на Титан и потерялся). Это меня устраивало вдвойне — никакого скандала, который мог бы насторожить Экстро.
