Зиновий Юрьев - Повелитель эллов. Фантастический роман
Внезапно калейдоскоп остановился. Я замер. Рука больше не чувствовала стены. Я сделал еще шажок и увидел, да, увидел, коридор, стены которого светились мягким светом. Таким же странным, как бы бесплотным светом, которым эллы умели заставлять светиться по ночам свои кубики с зеркальными стенами.
Я не раздумывал. Здесь по крайней мере был свет, а может быть, и выход. Я осторожно двинулся по коридору. Я шел по нему, и стены, мимо которых я проходил, начинали светиться, а оставшись за моей спиной, гасли. Я был прав. Какие-то машины продолжали где-то работать, какие-то автоматические системы все еще функционировали под этими развалинами. Машины пережили и своих создателей и разрушение всего ими построенного. Они жили какой-то своей жизнью, и у меня мелькнула безумная мысль, что, может быть, они и есть настоящие обитатели Элинии.
Я прошел несколько десятков шагов и вдруг почувствовал, что поднимаюсь в воздух. Плавно, как при замедленной съемке, я взлетел вверх и так же плавно опустился на пол. Стены засветились ярче. Я сделал еще одно балетное па и, опускаясь, заскользил вперед. Меня как бы несла волна невесомости. Я никогда даже не пытался скользить на доске по склону волн прибоя, я только видел, как это делается, и летящие в веселых брызгах тела серфистов заставляли меня чувствовать себя неловким, неуклюжим, трусливым.
Зато теперь я скользил по такой волне, которая и присниться не могла чемпионам серфинга. Меня поддерживала неведомая сила, и я мчался в полуметре от пола по длинному коридору, и стены вспыхивали при моем приближении, словно приветствуя меня.
Все это было настолько невероятно, что мозг мой инстинктивно цеплялся за какую-то ерунду: я прикидывал, с какой скоростью я лечу, километров двадцать в час, или больше, как будто это имело какое-то значение. Я явно перерасходовал свой запас эмоций за последние полчаса и сейчас не мог ни удивляться, ни ужасаться, ни восхищаться.
Но вот волна начала замедлять бег, и я плавно опустился на пол. Я огляделся. Коридор расширялся, я стоял в круглом зале. Я стоял и ждал. Чего — я не знал, но ждал. Я был в каком-то странном оцепенении. Может быть, я простоял так две или три минуты, а может быть, час.
Стена, напротив которой я застыл, вспыхнула ярким светом. Свет, вернее, вспыхнул за стеной. Даже не свет, а игра каких-то вспышек, искр, мерцаний, переливов.
Я хотел подойти к стене, но не мог сдвинуться с места, мускулы не слушались меня, да я особенно их и не насиловал. Они и так перевыполнили свою норму, не дав мне упасть с трубы. И оцепенение свое я воспринял легко. Я уже был готов ко всему. Труба, скольжение вниз, в бездну, спасение, беззвучный полет — все происходило без моего участия. Я не влиял на события. Кто-то другой, невидимый и неслышимый, управлял мною. Я был марионеткой, и актер, державший нити от моих конечностей, сделал паузу, и я стал недвижим.
Но меня не забыли. Кто-то быстро и ловко копался в моем мозгу, стремительно перебирая его содержимое, как перебирают вещи, лежавшие в шкафу. Что-то похожее я уже испытывал недавно, вяло подумал я. Да, это неживые вот так же перетряхивали содержимое моей головы. Похоже, здесь это было принято. Наверное, нужно сделать усилие и защитить как-то свой мозг. Святая святых своего «я». Поднять хотя бы тревогу и спугнуть воров, влезших в Чужую голову. Но мысли эти были немощными, бессильными. Да и как защищаться, если не знаешь, кто на тебя напал и как…
Эллы в Семье не спрашивали разрешения, чтобы войти в чье-то жилище, у них не было своего и чужого дома. Неживые не спрашивали моего разрешения, вламываясь в мой мозг, Не оглядываясь, вошли в него и новые посетители.
Я ощущал легчайшую щекотку внутри черепа, легкое бесплотное прикосновение. Почему-то я почувствовал себя безмерно усталым и опустился на пол. Этот приказ мышцы выполнили охотно. Да, теперь я уже точно знал, что кто-то ковыряется в моем мозгу, потому что по коридору ко мне шел брат, очень нахмуренный, очень серьезный и очень недовольный.
— Как ты сюда попал? — спросил он. — Что ты тут делаешь?
Мне стало смешно. Это он меня спрашивает! Да, конечно, повторяется то же самое, что ранее проделывали со мной неживые, вытаскивая из моей памяти воспоминания и образы. Брата не может быть здесь. Он — фикция. Проекция моих же воспоминаний в мои органы чувств. Да, он фикция, но как, интересно, следует вести себя с фикцией? Не вступать же в беседу с миражом.
— Почему ты молчишь, Юра? — участливо спросил брат. — И вид у тебя какой-то дикий. Ты здоров?
Я твердо знал, что передо мной фантом. Что стоит мне протянуть руку, как я уже это делал, когда неживые знакомились с содержанием моей головы, и рука встретит пустоту. Но я также видел перед собой брата. Брат смотрел на меня. Он обращался ко мне, Он по-детски обезоруживающе эгоистичен. Он всегда говорит только о себе и своих делах. Он всегда забывает позвонить, а позвонив, забывает спросить, как ты там, и забывает передать привет со своего Марса маме. Но теперь он не говорил о переделке атмосферы Марса. Я видел, что он беспокоится за меня. Я не мог не ответить:
— Ты спрашиваешь, как я сюда попал. Строго говоря, это я должен бы спрашивать. Я здесь на Элинии уже давно. Ты же знаешь, зачем я сюда отправился. Когда я улетал, ты был на Марсе, и мне дали всего минуту видеоразговора с тобой. А ты… к сожалению, ты лишь призрак, ты лишь проекция моих воспоминаний о тебе. Все это безумно сложно…
— Ну вот и дожил, — усмехнулся брат, — младший брат называет призраком, проекцией. Слышишь, мам? — Он обернулся.
Сзади подходила мама. Она была в своей любимой белой с черным кофте, которую связала сама и которой очень гордилась.
— Что я должна слышать, мальчики? — спросила мама. — Из-за чего споры на этот раз?
— Он назвал меня призраком.
— Ну и что особенного? И я Юрин призрак, ничего обидного в этом нет. Наоборот, мальчика бог знает куда занесло, а он нас не забыл. Юрча, тебе не кажется, что давно уже пора познакомить нас с твоей девушкой. Ты говорил, что ее зовут…
— Ивонна, — подсказал я. — Ивонна Черутти.
— Да-да, конечно. Память у меня стала просто ужасная.
— Не кокетничай и не прибедняйся, — сказал брат. — У тебя звериная память, и ты держишь в голове сразу тысячу дел.
— Может, и кокетничаю, — легко согласилась мама. — Ты не можешь показать ее нам? Она что, итальянка? Она хоть заботливая?
— Да, ее родители итальянского происхождения. Ее дедушка и бабушка жили во Флоренции.
— Как романтично, — сказал брат.
— Так где же она? — спросила мама. — По-моему, это неприлично. Она должна быть где-то здесь, а ты стесняешься ее позвать.
