Александр Маслов - Око Арсиды
– Да, только его крошечный разум интеллектом не блещет. Извините за каламбур, – Быстров сбавил скорость, подстраиваясь под параметры орбиты «Тезея» и послал запрос-подтверждение бортовому компьютеру.
– А когда солнце встало, я пакет с деньгами закопал в листве под деревом – взял себе тысяч двадцать рублями и сотку баксов – и направился к поселку, – продолжил Шурыгин. – Решил добраться до Москвы, там сразу сходить по адресу, что вы мне написали. Лесом пошел до трассы, там на попутке. Ваши друзья меня кое-как приняли, хотя ощущение было нехорошее, будто я в той чертовой квартире человек чужой и совсем неугодный. Не вынес я у них дня. Сказал им, чтоб не обиделись, будто возникли срочные дела и на такси в Зеленогорск. Ехал, а перед глазами наш с вами последний день. И невыносимо сильно захотелось мне вернуться под Льялово, посмотреть на останки «Волги». Не машина меня, конечно, интересовала – хотел перед Агафоном извиниться за бессовестное бегство, попрощаться с ним и похоронить по-человечески. Думал пепел собрать, в платочек и потом где-нибудь придать земле. Как положено, так чтобы душа успокоилась, и было место, где можно о нем вспоминая в тишине водки выпить. Только «Волги» я не нашел. На ее месте лишь черное пятно и оплавленный грунт. Вот там меня и взяли. Не знаю кто. Из кустов выскочили, сразу рожей в землю и руки сзади прихватили наручниками до боли, что я выл и матом орал одновременно. А потом лучше не вспоминать… За Москву куда-то отвезли. Все допрашивали, допрашивали, били по пять раз на день. Угрожали, что трупы, оставшиеся возле дачи Арканова, на меня повесят, и милиционеров сгоревших, и еще чет его знает чего. В глаза чем-то светили, на полиграфе часами мучили, и в вены гадость какую-то кололи. Все ожидали, что я сдамся им со всеми правдами и неправдами, тайными мыслями. По тебя, Васильевич, много спрашивали. Про тебя, Арканова и Ваалу. А чего мне рассказывать? Я же и не знал толком ничего. Вот только про квартиру твою на Вятском переулке пришлось сболтнуть, потому что они о ней и так знали.
– Это ничего, Сань, – Глеб небрежно махнул рукой. – Здесь и скрывать нечего.
– А про меня мог бы им все выложить и пробрехать побольше, – хохотнула Ивала. – Знать бы, кто тебя пытал… С какой радость я бы их отыскала и рассказала столько о себе интересного, что им бы сразу жить расхотелось.
– Потом о «Волге» моей много расспрашивали: что я с ней сделал, почему и как летала. Причем вопросы были, мягко говоря, неумные, – Шурыгин пренебрежительно скривил губы. – А дней через пять, появился мужчина с бритой головой и наглыми усиками. Он предложил мне так: или, говорит, на зоне среди зеков пропадешь, или будешь работать на благо родины по электрогравитации и другим сопутствующим темам. Здесь я и думать не стал. Обрадовался несказанно, и очутился у «Каракурт».
– Понятно, Сань. Я ж тебе говорил: сразу на поезд и дергай подальше в тайгу. А ты не послушал. Ладно, главное, что ты жив-здоров. А нам с тобой много еще о чем надо порассуждать. Вот сейчас причалим, – Быстров направил катер в раскрытый люк, мигающий яркими огнями. – Отдохнешь, мысли в кучу сложишь, освоишься. Надеюсь, в этот раз ты не против межзвездного перелета или снова будешь цепляться за Землю-старушку?
– В этот раз не против, – Сашка на миг зажмурился: ему показалось, что катер сейчас врежется в пульсирующую красными огнями стену.
Однако машина замерла в метре от металлического препятствия и тихо опустилась на пол ангара. Энергично загудели насосы, закачивая воздух. Когда Быстров погасил энергопотоки терса-контура и перевел космолет в режим ожидания, индикаторы над дверью замигали разрешающим зеленым светом. Ивала первой сбежала по трапу и став посреди площадки призывно махнула Шурыгину:
– Это наш дом, Сашка! Наш чудесный звездный дом! Лучший во вселенной!
Александр Владимирович спрыгнул за галиянкой, огляделся, держа навису сверток со старой своей одеждой.
– Надеюсь, я не сойду здесь сразу с ума. А, Глеб Васильевич? – он обернулся на Быстрова, обвешанного с ног до головы оружием. – Вы долго мучились или скоро привыкли?
– Я? Я… А хрен его знает. Думаешь легко из тесной кабины истребителя в межзвездный крейсер? – Глеб пожал плечами и двинулся к двери. – Тогда у меня было хорошее лекарство от сумасшествия – графиня Олибрия. А у тебя есть Ивала Ваала. Считай, что она – твой личный психотерапевт. Хотя с ней скорее свихнешься, чем обретешь мир в душе.
Створки двери разошлись с тихим хлопком.
– Кэп! Добро пожаловать на борт! – на пороге появился счастливый Арнольд. – О, госпожа Ивала, как я соскучился по вашей улыбке!
– Шварцнегер!.. – потрясенно проговорил Сашка, роняя сверток на пол. – Глеб Васильевич, что же это такое?! Клянусь, натуральный Терминатор!
– Эт привыкай, – закуривая, отозвался Быстров. – Всего лишь наш домашний андроид Арнольд. Хороший парень: в меру умен, прямодушен, усерден. Только к Ивале неровно дышит. Тихо любит ее он и цветами одаривает, преимущественно бумажными. Иногда не прочь ухватить за мягкое место. Смотри, Санька, если расслабишься, отобьет ее у тебя.
– Отобьет? Глеб Васильевич, да я, если только что, ему сразу в морду. А ну-ка с дороги! – Шурыгин взял галиянку под руку и решительно направился к выходу из ангара.
Арнольд тяжко вздохнул и посторонился, моргнув несчастными глазами.
Через несколько часов дальний разведчик «Тезей» сошел с орбиты Земли, чтобы начать разгон для броска к системе Идры. За Марсом состоялся последний сеанс связи между кораблем Быстрова и «Тирату», тоже готовившимся к дальнему перелету.
26
Совершив за свою жизнь не мене полутысячи гипербросков, Глеб никогда не выходил так близко от звезды. Идра пылала всего в шестнадцати миллионах километров, похожая на косматую дьяволицу. Казалось, ее бело-голубые лучи пронзают защиту и корпус «Тезея», острыми иглами вонзаются в кожу звездолетчиков.
– А мы едва не поджарились! – воскликнула Ивала, глядя с восторгом и небольшой долей страха на звезду.
– За малым, – согласился Быстров. – Сбой масс-детекторов, стабилизаторов или программы коррекции. А? Что скажешь, Саш?
– Сказал бы, но боюсь соврать, – Шурыгин повел широкими плечами, покосился на строки с обобщенными данными – разноцветной вязью они пробегали по темному пластику.
Всеобщий язык Сашка научился понимать так же хорошо, как пристианский, но пляшущие пред глазами цифры и символы как-то не совсем укладывались у него в голове.
– Извините, Васильевич, для меня это пока китайская азбука, – проговорил он. – И вместо мозгов у меня манная каша с цукатами.
– Сань, да я от тебя ничего не требую. В шутку спросил. Наш Агафон в эту китайскую азбуку вникал месяца три с ежедневными сеансами под мнемотрансформатором и прочими штуками, прокачивающими мозги, – отозвался Быстров, срочно меняя курс корабля. – И ты все поймешь и освоишь. С другой стороны, мне бы хотелось, чтобы ты скорее разобрался в наследстве Агафона Аркадьевича. Я не знаю, что он переделал в пространственных стабилизаторах, двигателях и девз-генераторах, и отчего они разладились, но без работающих усовершенствований Агафона наш «Тезей» – как бы и не «Тезей», а ординарный разведчик дальнего броска. И без умелых настроек Агафоши важные системы работают не так. Поэтому я на твою свежую голову возлагаю определенные надежды. Уж согласись, разобраться с изобретениями Арканова поинтереснее, чем всякая электрогравитация.
