Джон Браннер - Зыбучий песок
- Что еще за игра? - спросил Пол, голос его скрежетал, с трудом прорываясь сквозь сильный привкус зуброй пасты.
Она хихикнула и нечего не ответила.
- Ты не спросила меня, можно ли встречаться с ним завтра, - сказал Пол после паузы и тут же испугался, что за этими словами последует то, чего он так старался избежать.
- Спрашивать тебя? Зачем? - она приподнялась на локте и для устойчивости обхватила себя второй рукой под грудью.
"Я все время повторял себе: единственный свободный человек, которого я встречал.
Но ведь свобода распространяется и на:"
Он спросил:
- Зачем тебе встречаться с ним наедине?
- А ты как думаешь? - презрительная нотка в ее голосе явно выдавала какого-то неизвестного и невольного учителя из Чента. - У него прекрасное тело и крепкие мускулы.
Некоторое время Пол молчал. Наконец, сказал:
- А как же я?
Теперь настал ее черед молчать. Он поторопил:
- Ну?
- Пол, тогда, когда мы ночевали на берегу, ты не:
- Ты знаешь, о чем я говорю, - перебил Пол.
- Ты считаешь меня глупой? Почему ты говоришь таким неприятным голосом? Разве неправда, что он, - она щелкнула пальцами, - пре: красивый?
- И что с того?
"Вдруг оказалось, что между нами огромный барьер, почти такой же непреодолимый, как тот, который отделяет тяжелых душевнобольных: Нет, стоп."
Неимоверным усилием он взял себя в руки. Он сказал:
- Тебе нужен другой мужчина просто для разнообразия? Тебе со мной скучно? Ты это хочешь сказать?
- Пол, у тебя очень тяжелый голос, и :
- Это? - Он шагнул к кровати; в руках он все еще держал полотенце, которым недавно вытирал подбородок, и она отшатнулась, словно испугавшись, что он сейчас ее хлестнет.
- Ты боишься, - сказала она. - Чего? Ты думаешь, что ты не такой хороший мужчина, чтобы интересовать меня все время. Пол, ради: ради Бога! Здесь или в Ллэнро, человек - это человек, и нет ничего стыдного в том, что мы люди.
Она скинула ноги на пол и села на кровати, вцепившись руками в матрац.
- Чего ты боишься? Я человек, и ты тоже. Я не уйду завтра с Армандом только потому, что он мне понравился, и потому что он красивый. Я не знаю, такой ли он добрый, как ты, такой ли он умный, как ты. Возможно, он такой же эгоист, как большинство людей в вашем мире - кто это может сказать?
- Значит, ты решила это выяснить?
- А почему бы и нет? - она дерзко дернула подбородком. - Я снова спрашиваю, чего ты боишься? Ты жил в Англии с другой девушкой, ты был с двумя другими, я сама это видела. Или ты думаешь, что в этом мире не найдется для тебя женшины? Это плохое место, но все же не такое, как Чентская больница!
Пол чувствовал, как все мускулы его лица складываются в горькую маску, закрывая его от слов, которые она говорила, и которые еще скажет.
А Арчин, ничего не замечая, продолжала:
- Мне очень жаль, что я нашла сегодня Арманда, а ты никого не нашел. Но это неважно.
- Неважно! - Плотина удерживала его голос, и сквозь нее прорывалось лишь дрожащее яростью эхо ее слов.
- Да, неважно - это хорошее слово! Мы в Ллэнро говорим то же самое. Она гибко изогнулась и откинулась на подушку, словно заканчивая дискуссию. Пол, ты должен был понять, пока был со мной, что есть вещи, которые мы знаем в Ллэнро, и о которых вы здесь не имеете понятия. Я - как это сказать по-английски? - я для тебя как горсть. Да, как пригоршня песка, когда набираешь его в руку, а он протекает между пальцами. Я утомляю тебя. Ты поэтому сегодня такой усталый.
- Я сегодня усталый, потому что:
- Пол! - Она произнесла его имя громким шепотом, но с такой силой, что он оборвал себя на полуслове. - Пол, в вашем мире все, даже ты, стыдятся вещей, в которых нет ничего стыдного. Я не обвиняю тебя, поэтому не нужно извиняться. - Она улыбнулась и протянула руки. - Иди ко мне. Я не буду сегодня: ах:
требовательной. Завтра я посмотрю, есть ли в Арманде что-нибудь от Ллэнро, позову его сюда, и научу вас игре.
Мир содрогнулся на своей оси. Борясь с землетрясением, засасывавшем его в воронку, Пол повернулся к умывальнику, повесил, наконец, полотенце и аккуратно расправил его на перекладине. Не глядя на Арчин, он сказал:
- Значит, ты хочешь двоих мужчин одновременно.
- Можно попробовать поискать тебе девушку, но:
"Это неправда. Я поскользнулся на тропе настоящей жизни и оказался в разрушенном тупике, где живет другой Пол Фидлер."
- Но, - продолжала она, - я не вижу здесь подходящей. На прошлой неделе была одна блондинка:
- Ты сумасшедшая, - сказал Пол, вкладывая в эти слова все свое существо.
"Попало!"
Она подскочила на кровати. Вид у нее стал испуганным.
- Пол, я показала тебе кучу вещей, которые нравятся телу, ты этого не знал, хотя ты доктор, и изучил все нервы! Ты говорил, что это хорошо, ты дрожал, и стонал, и задыхался, и говорил, что любишь меня.
"Это правда, будьте вы прокляты, правда. В кончиках пальцев у нее больше страсти, чем у Айрис во всей ее терпеливой туше!"
- Я не хотел сказать, что ты сумасшедшая, - отчаянно выкрикнул Пол. Но то, что ты говоришь - сумасшествие.
- Это - сумасшествие? - Она вскочила с кровати и тронула его так, как он никогда в своей жизни не мечтал, не знал, что такое бывает, пока она не проделала с ним это в первый раз в убогом отеле на шоссе номер пять, и прикосновение заставило ожить и зазвенеть все его нервы от подошв до макушки; ее пальцы нашли нужное место с той же точностью, с какой она уложила Рили на больничных танцах. - Самое лучшее в жизни человек получает от своего тела, а в вашем мире никто, никто не умеет с ним правильно обращаться! Это ваш мир сумасшедший, а не мой!
"Но я ведь писал то же самое, почти теми же словами, я собирался говорить об этом в книге о Ллэнро!"
Но призрак Мориса Дукинса, что-то отвратительно бормочущего, встал между ним и Арчин, и Пол смотрел на него - невидимого ей - глазами, подобными обломкам камня. Под этим взглядом она упала на постель и забилась в беспомощных рыданиях, идущих из самой глубины ее существа.
- Пол! - его имя, искаженное плачем, было первым внятным звуком, которые он смог разобрать сквозь ее стоны. - Я не могу ничего поделать! Я боролась, сколько могла, но они сделали меня такой, и:
- Кто? - спросил Пол, вовсе не для того, чтобы услышать понятный ответ, и она произнесла слово, которое уже звучало в Ченте, когда она утверждала, что приказом таинственных "они" ей запрещено говорить, кто она такая.
Откуда-то с самого далекого края его сознания всплыло вдруг что-то отвратительное; он ощущал его и не мог сфокусировать на нем внимание.
Ошеломленный, не зная, что делать, он неловко примостился рядом с девушкой и, пытаясь успокоить, стал равномерными движениями пальцев осторожно поглаживать ее по затылку и спине. Мало-помалу она затихла, словно устала рыданий, и погрузилась в некое подобие сна.
