Любен Дилов - Упущенный шанс
Молча мы прошли через салон, молча я набрал номер и подал ему трубку. Елена сняла трубку, Стругацкий, отчетливо выговаривая слова, сказал по-русски:
— Соедините меня, пожалуйста, с товарищем Диловым. Любеном Диловым.
Елена ничего не ответила. Значит, несмотря на мое личное предупреждение, что на работе я не появлюсь, она нажимала кнопку, чтобы в кабинете сняли трубку.
У меня перехватило в горле, как будто туда попал ее палец. Через секунду в трубке раздался треск, Елена в кабинет дозвонилась. Стругацкий спросил:
— Товарищ Дилов?
Видимо, ему ответили утвердительно, потому что глаза его за толстыми стеклами очков изумленно расширились. В трубку он сказал:
— С вами говорит Стругацкий, Аркадий…
Собеседник его что-то воскликнул.
— В Болгарии я со вчерашнего дня, — пояснил Стругацкий. — Мне много рассказывали о вас…
Собеседник прервал егс потоком бурных восклицаний, смысл которых сводился к тому, что все будут счастливы иметь, наконец, возможность лично познакомиться с ним, когда он предоставит им такую возможность, и так далее. Гость от всего этого почувствовал еще большее замешательство. Очки его не могли скрыть от меня растущее во взгляде беспокойство: что это болгары придумали? И что это за тип, которого вчера вечером мне представили как Любека Дилова и который сегодня весь день накачивает меня мастикой и позволяет себе всякие вольности?.. Своему собеседнику он уклончиво ответил:
— Видите ли, я пока не знаю, это будет зависеть от программы моего посещения. Но, поскольку мне дали ваш телефон, я хотел убедиться, что вы в Софии и…Давайте я вам позвоню завтра в это же время.
И добавил, что ему будет очень приятно, хотя по его лицу это было совершенно не заметно. Ответом ему был поток русских и болгарских слов. Стругацкий сдержанно поблагодарил и еще раз напомнил, что позвонит завтра. Он попрощался, осторожно положил трубку на место и, повернувшись ко мне, наморщился.
Он морщился так долго, что мне стало неловко.
— Не знаю, что и думать, Любен. В конце концов — кто настоящий Дилов? Действительно, голос его похож на ваш, и всё же…
— Я тоже не знаю, что думать, Аркадий Натанович. Если это не розыгрыш, то тут пахнет мастикой, пардон, мистикой!
Стругацкий криво усмехнулся, делая из моей оговорки вывод, что стал жертвой безобидного розыгрыша, а не мошенничества.
— Знаете что, Любен, мы с Карлом останемся допивать мастику, а вы идите разберитесь с этой мистикой. Мы подождем вас здесь.
Он изрек это шутливым тоном, но я понял, что от меня хотят избавиться.
Шепнув официанту, что заплачу по счету, когда вернусь, я отправился в редакцию, которая, к несчастью, находилась совсем близко, что лишало меня возможности порассуждать о случившемся, пытаясь обнаружить во всем какую-то логику, и в конце концов я просто решил не терять присутствия духа, как бы всё ни повернулось. Гораздо больше меня беспокоил конфуз со Стругацким.
В полутемном коридоре возле туалета меня перехватил технический редактор.
— Привет, — сказал он. — Я договорился с мастером. Если хочешь, можно в пятницу, после работы.
Речь шла о моей машине, которую нужно было перекрасить. Поблагодарив его за услугу, я вошел в свой кабинет, не постучав, так как забыл, что должен встретиться там с тем, кто по телефону назвался моим именем.
Он и вправду был там, сидел за моим письменным столом. Неохотно он приподнялся с места-хорошее воспитание не позволяло ему сидя встречать посетителей.
— Прошу вас.
От неожиданности я не поздоровался. А теперь и лишился сил сделать шаг в сторону стула, на который он мне указал.
— Наверное, это вы недавно…
— Да. — подтвердил я, — это я вам звонил.
Он еще раз пробормотал «прошу вас» и принялся рассовывать по ящикам рукописи с таким видом, как будто боялся, что я могу их вырвать из рук.
— Так чем я могу быть вам полезен?
На нем был мой старый светло-синий костюм, а я по случаю гостей был одет с претензией на артистичность — в черный бархатный пиджак и брюки в мелкую клеточку. Костюм его был похож на мой больше, чем сам он на меня, но недаром ведь говорят, что меньше всего человек знает самого себя.
— Значит, вы и есть Любен Дилов? — спросил я.
Он улыбнулся — иронически и не без кокетства.
— Что, не похож, по-вашему?
За двадцать пять лет редакторской работы мне приходилось не раз сталкиваться с графоманами или маниакальными поклонниками фантастики, которые обычно начинали разговор в таком вот духе. И именно так, как теперь он, я и отвечал им. Я уселся напротив него, и он тотчас предложил мне ту марку сигарет, которую я курил. В жесте его сквозила неуверенность, видимо, не в его привычках было угощать посетителей сигаретами, не выяснив, что привело их к нему. То же самое я мог бы сказать и о себе. Подавшись вперед, чтобы прикурить сигарету от его зажигалки, я заметил под его подбородком такой же шрам, какой был и у меня. Эго окончательно доконало меня, и я долго сидел, старательно избегая его вопросительного взгляда. От неловкости он заерзал на стуле, на лице его появилось слащавое выражение, которое мне приходилось наблюдать у своего отца и которое, по словам жены, с возрастом все чаще появлялось у меня.
— Так о чем мы будем беседовать?
Его слащавая гримаса раздражала меня, и я чуть было не взорвался.
— Нам есть о чем поговорить. Вы не замечаете ничего особенного?
— Что ж тут может быть особенного, — добродушно возразил он. — Вы хотели поговорить со мной, о чем-то собирались писать…
Его слова подсказали мне другую линию поведения.
Не мог же я в конце концов сразу устроить скандал и собрать всю редакцию, чтобы решить, кто из нас двоих Любен Дилов. Сначала, нужно было разобраться, что и как произошло.
— Вы не находите, что мы с вами очень похожи?
Он присмотрелся повнимательнее.
— Да, у меня тоже есть такой пиджак. Ими наводнили все магазины. Что делать — массовый пошив.
— Да, но мои брюки сшиты на заказ, — желчно прервал я его, хотя сразу же сообразил, что, если человека застать врасплох и подвести к зеркалу, он вряд ли узнает себя с первого взгляда.
— Я тоже шил свои брюки к такому пиджаку. Видимо, мода диктует нам и наши вкусы.
— Да если бы дело было только в пиджаке да брюках… Наденьте очки, товарищ Дилов, не стесняйтесь, в нашем возрасте не многие могут похвалиться хорошим зрением.
— Очки я забыл, а вас я и так вижу достаточно хорошо. Так что, по-вашему, я не разглядел?
