Харлан Эллисон - Миры Харлана Эллисона. Том 0. Волны в Рио
Напряженность Бергмана усилилась до осязаемой пульсации. Очевидно, он пытался найти ответ сам, внутри себя. Нагнувшись еще сильнее и глядя серьезно прямо в лицо другу, крикнул почти по мальчишески:
- Но... это неправильно. Мы всегда зависели от врачей, врачей-людей. В войну врач был неприкосновенен. В трудные времена - я знаю, JFO звучит сентиментально, Мюррей, - в трудные времена врач был и отцом, и учителем, и защитником, и ... и духовником...
Он пошевелил пальцами, как будто пытаясь извлечь слова из воздуха. Затем продолжал более строгим голосом, словно передавая свое самое сокровенное:
- Я сохраню в чистоте и святости мою жизнь и мое искусство.
В какой бы дом я ни зашел, я войду, чтобы оказать помощь больным, и я воздержусь от намеренного причинения вреда. И что бы я ни услышал или ни увидел по долгу моей профессии при общении с людьми, если эго не предназначается для посторонних, я никогда не разглашу тайну, полагая такие вещи святыми!
Томас слегка улыбнулся. Он знал, что Бергман обязательно вспомнит Клятву. "Убежденность" - недостаточное слово для описания характера Бергмана. Он был прав, это сентиментально, и все же...
Бергман продолжал:
- Что во всем этом хорошего? Мехдоки появились всего несколько лет назад, несколько,... и уже завоевали полное доверие общества, хотя в них есть что-то, в чем нет уверенности.
Зачем все эти годы учебы в школе, в колледже, традиции? Нам даже заказан путь в дома больных. - Его лицо казалось еще более осунувшимся в отраженном свете неоновых ламп; волосы еще более поседели, и морщины на лице стали глубже. - Что нам остается? Таскать помойные ведра? Наблюдать, как роботы режут и сшивают наших пациентов? Быть за стеклом во время серьезных операций? - Видеть, как вспыхивают красные лампы на пульте, и знать, что монстр доберется в нужное место быстрее, чем карета "скорой помощи"? К этому ты призываешь меня приспособиться? А, Мюррей? И не надейся, что я останусь таким спокойным, как ты!
- И самое нестерпимое в том, - добавил он для того, чтобы закончить свою мысль, - что они швыряют нам раз в неделю работу - промывание желудка или удаление аппендикса. Как подачку ... и наблюдают за нами, пока мы ее выполняем! Я схожу с ума, Мюррей! Я возвращаюсь домой ночью и ловлю себя на том, что режу мясо так, как будто это сердечная мышца.
Все что угодно, лишь бы напомнить себе, что я хирург. Мюррей, чем все это кончится?
Он снова был на грани эмоционального срыва, подобного тому, что произошел с ним в операционной.
Каковы бы ни были результаты обследования -а казалось, все обошлось, поскольку его оставили ассистентом мехдока, хотя его еженедельную операцию перенесли на три дня, - нового взрыва эмоций допускать нельзя.
И Мюррей Томас понимал, что его бывший одноклассник приближается к краю пропасти, но он не имел понятия, как скоро он окажется на краю и карьера его погибнет безвозвратно.
- Успокойся, Стюарт. Я закажу тебе еще виски.
- Не смей касаться этой механической дряни! - взревел он и ударил Томаса по руке, протянувшейся к наборному диску вызова бармена. С трудом контролируя себя, он продолжил: - Некоторые вещи машины не могут делать. Машины чистят мне зубы по утрам, готовят еду, помогают уснуть, но здесь должно быть что-то, что они не могут делать лучше, чем люди... иначе зачем Бог создал людей? Чтобы их обслуживали консервные банки? Я уверен, что человек обладает, хотя не знаю, какими, способностями, неподвластными роботам. Должно быть, чтото делающее человека более важным, нежели урчащая, клацающая консервная банка! - Он умолк. В этот момент Колкинз, Начальник Управления, выступил из-за панели, отделяющей кабинку от бара.
Колкинз стоял тихо, глядя в одну точку, как собака, сделавшая стойку. С отсутствующим видом он поддел пальцем ворот спортивного джемпера.
- О чем спор, д-р Бергман?
На лице Стюарта Бергмана отразился страх:
- Я ... я просто... э-э... развивал некоторые идеи... это все, д-р Колкинз.
- Довольно мерзкие идеи, должен сказать, д-р Бергман. Идущие вразрез с идеологией, проповедуемой мной в Мемориале.
Вам бы не хотелось, чтобы кто-нибудь истолковывал их именно в этом смысле, не так ли, д-р Бергман?
Бергман нервно и быстро потряс головой:
- Нет, нет. Я вовсе не то хотел сказать, д-р Колкинз. Я был просто... ну вы знаете. Я думал, что если бы врачи проводили несколько большее число операций, несколько более трудных...
- Вы считаете, что мехдоки не способны справиться с ними, д-р Бергман? - В его голосе было ожидание... ожидание ошибки в ответе, за которую можно было зацепиться.
- Я полагаю... нет, они способны. Но... трудно ощущать себя врачом, не выполняя работу длительное время, и...
- Довольно, Бергман! - резко бросил Колкинз. - Правительство субсидировало мехдоков, тратить деньги налогоплательщиков на их обслуживание и поддержание в рабочем состоянии.
Их показатели лучше, чем у любого человека.
Бергман быстро встав и - Но их никогда не тестировали комплексно...
Колкинз в упор посмофел на него и в наступившей тишине ответил:
- Если вы хотите остаться в госпитале, вам лучше сбавить тон и последить за собой. Мы имеем уши повсюду.
- Но я...
- Я все сказал, Бергман. - Повернувшись к Мюррею Томасу, он зло добавил: - На вашем месте я был бы более осмотрительным в выборе друзей. До свидания. - Он ушел легкой походкой, почти беспечно, высокомерный в каждом своем движении, оставляя Бергмана съежившимся в углу.
- Грязный, вшивый назначенец! - тихо выругался Томас. - Если бы не его связи в Секретариате, быть ему в одной лодке с нами. Грязная скотина!
- Я... я полагаю, что мне лучше идти домой, - пробормотал Бергман, выскальзывая из кабинки. Неожиданно и громко заиграл музыкальный автомат, заставив его поежиться, и Бергман с некоторым трудом вновь обратил внимание на Томаса. - Тельма, наверное, ждет меня к обеду.
- Спасибо.., спасибо за компанию, Мюррей. До встречи завтра утром.
Дождь, запланированный на это время Бюро Погоды, метил точками прозрачный фасад Лаунджа, и Бергман задумчиво смотрел на него, будто увидев что-то в глубине.
Он вынул пригоршню восьмиут ольных пластиковых монет из кармана, ОПУСТИЛ их в щель для оплаты со своей стороны стола и двинулся прочь. Машина зарегистрировала переплату, но он не обратил внимания на сдачу, а обернувшись к Мюррею, произнес рассеянно:
- Спасибо... Мюррей... - и шагнул в дождь.
Ночь была мучительной. Беспокоили воспоминания о прошлом и настоящем. Он понимал, что ведет себя как последний осел, что он просто глупец, не способный смириться с неизбежным.
