Райдо Витич - Зелёный патруль
Мужчина развел руками: сколько можно об одном?
— Мне нечего скрывать от небес, я чист пред Богом и живу по совести. А если вы на счет Бертама, то он сам затеял историю и сам виновен в своей смерти. Леди Флерюзина знатного семейства дочь и совращать ее щенку с рук не могло сойти…
— Да, блин, а?! Граф, мы говорим о необычном, о чем-то, что непонятно даже вам, о новых людях, появившихся внезапно.
— Как вы?
— Как мы!
— Мне нечего сказать. Ну, разве что… пропал мой лекарь. Но опять же, слышал, вернее знаю, его взяли люди графа Локлей, а Теофил всегда был странным.
— Кто? — прищурился Иштван.
— Граф Теофил Локлей.
— Ты знаешь его? — удивился Чиж.
— Слышал. Н-да.
— Граф Озвар, его друг, заверил меня, что лекарь жив-здоров и очень был нужен, поэтому пришлось его украсть. Недоразумение. Иона имеет тяжелый характер, Теофил не лучше…
— Угу, — Николай сообразил, что речь скорей всего о том, кого в аббатстве паковали. — Вернется, ясно.
— Прощайте, граф, — Иштван выстрелил снотворной ампулой. Мужчина упал и захрапел.
— Зачем?
— Смысл дальше спрашивать. Ничего он не знает. Возвращаемся.
— Постой…
— Коля, Иван прав и это теперь ясно. Стася не появлялась здесь, она пропала по дороге. Пойми это и прими. Точка, брат.
И пошел на выход.
— Постой, этот Теофил — кто он?
— Сталкивались когда-то. Имечко приметное, вот я и запомнил.
— Ты сталкивался?
— Нет! Но отношение к пропаже Стаси он не имеет. Все, Коля, все, — вытолкал его в коридор. — Уходим.
Упрямиться смысла не было и Чиж спустился вниз за Иштван. Прихватив Сван, что без вопросов — по лицам напарников определил — затея была зряшной, мужчины вышли во двор, спустились по стене и сели возле камней.
— База, база… Данил, мы свободны, — процедил Пеши.
— Идите к южной стороне замка. «Зеленка» через семь минут.
— Поняли.
— И что, так и уйдем? — спросил Николай.
— Можем остаться, сплясать и спеть аборигенам, — бросил Сван.
Мужчина потеряно кивнул: ясно.
Ровно через семь минут бойцы вернулись в родной бокс.
— И все-таки, она жива, — протянул Чиж уже в раздевалке. Сван кивнул:
— Возможно.
— Закрыли тему, Коля. Теперь совсем, — бросил Иштван. Ян мялся у шкафчиков, поглядывая настороженно на мужчин:
— Капитан сразу сказал — в параллель ушла.
— Не проверишь — не узнаешь. Мы сделали что могли…
— Спокойнее стало? — уставился на Пеши Чиж.
— Спокойнее — не спокойней, но выше головы не прыгнуть, факт.
— Жизнь продолжается, — заверил Ян.
— Раз сто слышал, — буркнул Чиж.
— А я слышал, еще одного новенького к нам в группу кидают. Пока вас не было, его в комнату Акима поселили. Зовут Борис Синицин…
— Замечательно, — с ехидством бросил Сван, закинув в шкаф ботинки. — Идем? Завтра в девять сбор на стрельбах. Поспать бы надо, а то спросонья больше восьми очков не наберем, Иван шуметь будет.
— Группа опять полный комплект, — протянул Пеши. — Надо привыкнуть: люди приходят и уходят.
— "Обычная работа", — кивнул Ян.
Что человек без памяти? Белый лист, дитя не ведающий ни себя, ни мира в который прибыл. Именно он напишет на листе его судьбы кистью стереотипов и мировоззрений окружающих, сначала силуэт, потом четкую фигуру личности. А вот краски на палитре судьбы выберет сам человек сообразно зрелости своей души. Ей, едино чувствующей, не нужно знаний физики, схоластики, катехизиса, этики или морали общества, у нее своя мораль. На оголенных чувствах и ощущениях, не оперируя высоким штилем, не давя авторитетом и долгом, душе понятней и ясней то, что ускользает от взора человека, которому к ней не пробиться через заборы и ограды дел и мыслей, бесконечных в суете обыденной жизни.
И память у души есть, но та ли память, что изучается наукой?
Стася смотрела на витраж окна, на виднеющуюся зелень за ним и чудилось ей — там бесконечность, две параллели — зелени земли и голубой ленты неба. Они не воспринимались ею отдельно, как не казалось ей, что она одна. Она, никто еще, без имени и связи с чем бы то не было, белая рубаха с завязкой на манжете из атласной тонкой ленты чайно-розового цвета, край полога с глубоким малиновым оттенком, столик с резными ножками в виде неизвестных Стасе животных, оконная рама, ветерок, земля и небо — все казалось, связано, едино. Чуть шевельнись и, ветер отзовется, пойдет волна по полотну неба и земли, манжет откликнется и столик скрипнет.
Женщина невольно улыбнулась и шевельнула пальцами. Так странно — где-то далеко, как будто даже не она и не сама осознает, что это ее рука, ее пальцы, и не уверена, а те уж знают и откликнулись. И наблюдать за собственной рукой забавно, знакомиться с ней. Все до странности забавно и интересно: что две руки и две ноги, а не пять, ни десять. Что в голове идет какая-то работа мысли, ведется вялый, но диалог с собой, а в комнате покой и тишина и никого не надо. Что, то ли кресло, то ли стул, резьбы искусной услаждает взор, что ветер ласкает щеки, что запахи щекочут ноздри и манят отгадать, кому принадлежат. Но нет, сама загадка манит, а вот отгадывать и лень и не охота. Каждая вещь, каждый предмет будто скрывают что-то, и вроде, нет.
— Здравствуй, — прозвучало тихо, словно пригрезилось. Женщина покосилась на звук — какой-то человек. Вот тоже странно — он рядом, держит ее руку, точно ее, а Стася не заметила его, не чувствовала прикосновенья. Губы человека обдали теплом кожу пальцев, те дрогнули, удивляя женщину.
— Как ты себя чувствуешь, мой ангел?
Ангел — звание или название? Предмета, вещи, мира в целом? "Как чувствуешь"? А разве не важнее — что? И что предполагает вопрос? Ответ? Кому, зачем?
Теофил беспокоясь, вглядывался в лицо женщины, в глазах пытаясь прочесть лучше ли ей. Но взгляд был странен: отстранен, умиротворен, наивен и пуст. Вот смесь? Похоже не в себе еще.
— Ты слышишь ли меня?
Молчит и смотрит.
— Дорогая, скажи хоть слово.
Зачем? — чуть удивилась Стася. Такой приятный голос, так гармонично вплетается в шум ветра и листвы за окном.
— Иона! — позвал кого-то. Стася поморщилась — голос мягок, но тон неприятно громкий.
Перед ней появился еще один человек, взгляд с прищуром, глаза пытливы и будто что-то говорят, но что не разобрать. Склонился, всматриваясь, повел перед ее глазами ладонью. Стася с интересом уставилась на извитые дорожки линий, бугорки.
— Как вас зовут?… Какой сегодня день?… Вы слышите меня?…
Станислава внимательно рассматривала руку человека, не понимая и не слыша вопросов.
