Тимур Пулатов - Черепаха Тарази
- Конечно, если Армон поймет, что отец готов помочь ему... - деликатно выразился Тарази, хотя и почувствовал утомление от словоохотливого судьи.
- Разве? - удивленно глянул отец на сына. - Неужели он стал таким ученым? - И ласково потрепал сына за волосы. Затем снова сделался важным: Законы составляются для граждан. Если они, скажем, верят в деся-тикрылого дьявола, нам, судьям, ничего не остается, как принять закон, карающий козни этого дьявола, чтобы у всех было ощущение, что мы стоим на стороне граждан... Это я говорю, как вы сами понимаете, не для того, чтобы оправдать себя, я готов хоть сегодня отменить закон, преследующий колдунов. У меня здравый ум, слава аллаху, и ваша истинная вера запрещает верить во всякую чертовщину... Но пока я вынужден, закрыв глаза, отдать какую-нибудь несчастную, обвиненную в колдовстве, в руки палача... Мое занятие проклятое, и только такие несчастные, как я, работают в суде... Это... - он ткнул пальцем на пятно песи на щеке, - связывает меня по рукам и ногам... И повторяю: надо, чтобы у самих граждан появилась потребность отменить закон о колдунах, а для этого пока терпеливо надо убеждать их, глупых, упрямых, не желающих ничего слышать дальше своего уха, видеть дальше своего носа...
- Этим я и хочу теперь заняться! - воскликнул Армон.
- Прекрасно! Избавлять отца от ненужных законов - куда более благородное дело, чем вливать в несчастных животных кровь и ждать, что они превратятся в порядочных людей! - захохотал вдруг судья.
Затем неожиданно повернулся к окну, постоял, обдумывая что-то, и сказал строго:
- Но вы сейчас же, повторяю - немедленно, должны вернуть черепаху ее законному владельцу. Иначе я вынужден буду привлечь вас, Тарази-хан, к ответственности... Ко мне поступила жалоба некоего Денгиз-хана. Вы о нем слышали?
Тарази побледнел и повернулся к Армону, словно ища у него защиты.
- Но ведь он сам велел мне забрать черепаху, когда я был проездом в его городе. Хотя я...
- Денгиз-хан утверждает, что человек, превращенный в черепаху, был его подданным. А закон повелевает, чтобы вы вернули его собственность...
Тарази молчал, подавленный горечью, затем сказал дерзко:
- На вашем месте я бы наказал этого мошенника! Посудите сами: должен ли оставаться без наказания человек, создавший своим подданным такую жизнь? - Тарази хотел еще что-то сказать, но понял, что выглядит сейчас в глазах судьи человеком несерьезным, доверяющим голосу чувства, а не рассудка. Хорошо, - обреченно добавил он, - я верну ему подданного...
- Вот и прекрасно! И разрешите в таком случае пригласить Денгиз-хана сюда. Он ведь тоже может подтвердить, что в этом деле нет никакого колдовства. Он и его свита ждут внизу...
Армон пошел мрачно вниз и вернулся, ведя за собой Денгиз-хана, Гольдфингера, а также Фарруха с Майрой.
Тарази стоял и, не веря своим глазам, смотрел, как изменился эмир и его прислужник - немец. Денгиз-хана можно было узнать лишь по надменному виду, хотя в потрепанной одежде он больше походил на нищего бродягу.
Фаррух и Майра, увидев Тарази, спрятались под лестницей и, сколько Денгиз-хан ни звал их властным жестом, не желали выходить.
- Мой дорогой друг! - бросился к Тарази Денгиз-хан, желая обнять его так же дружески, как в саду у дворца, но Тарази хмуро отступил на шаг, и эмир остался стоять с поднятыми руками.
- Не думал снова увидеть вас, да еще в таком экзотическом виде, усмехнулся Тарази и дольше всех задержал взгляд на Гольдфингере.
Немец в ответ лишь кашлянул и поправил усы, не желая разговаривать. Зато Денгиз-хан был словоохотлив, весел, как и в прошлый раз.
- Да, я уже больше не владыка, - сказал он без особого сожаления. - И мне легко и хорошо. Во мне всегда жила эта бродяжья стихия... Мы бы с вами, Тарази-хан, жили бы лучше любого эмира, если бы бродяжничали вдвоем...
- А ваши подданные? Они прогнали вас? - озадачился Тарази.
- Если бы так... они сами... В одно прекрасное утро все поднялись и укатили на повозках - весь город... И случилось это сразу после того, как вы, мой друг, уехали с черепахой. Вы уехали, а в городе начались болезни. Кто виноват? Конечно же заколдованная черепаха! Это она принесла все несчастья! И укатили на своих повозках подальше от этого проклятого места. Ах, народ... Впрочем, я не стал уговаривать, убеждать. Я смотрел, как они уезжают, и чувствовал, как во мне просыпается вольный дух бродяжничества... Я уже хотел было броситься искать вас, Тарази-хан, чтобы бродяжничать вместе... Но не успел... Сразу же, на другой день, по опустевшему городу, озираясь жадно, промчался со своей конницей этот дикий Чингисхан... Друг мой Гольдфингер прибежал ко мне с доспехами... но я не стал... без армии... Тогда Гольдфингер посоветовал мне переждать в тоннеле... пока Чингисхан не нагонит мой народ где-нибудь в песках "Барса-кельмеса", чтобы истребить их всех до единого... в отместку за то, что они оставили меня одного... У государей, даже смертельно ненавидящих друг друга, есть негласный закон полностью, до последнего семени, истреблять народ, покинувший в тяжелый час своего владыку... А после набега дикарей - вы ведь знаете - просыпается Господин Песок, поднимает голову, ползет и проглатывает все. Все! Дома, сады. Мой дворец и, кстати, постоялый двор черепахи - тоже. Все начисто вылизал шершавым языком Господин Песок. Города, увы, больше нет. Но я свободен и весел. И езжу по свету со своими друзьями, с Гольдфингером, Фаррухом и его женой. Она нам варит и стирает. И что нужно бывшему князю? Я счастлив! И надеюсь, что судья вам все объяснил...
- Да, можете забирать своего подданного, - презрительно глянул на него Тарази и отвернулся.
Видя, что Тарази уходит, Денгиз-хан хотел было схватить его за руку, чтобы объясниться до конца, но только Армон и судья слышали, как он оправдывается:
- Я ведь говорил вам о каре, помните? Эта черепаха покарала и вас, и город, и судьба возвращает ее опять мне. Неужели и мне как кару? Как будто мне мало того, что я уже больше не хан, а шут? И сплю с этими плутами в одной повозке! - И вдруг на радостях, что дело его решилось быстро, Денгиз-хан запел, направляясь к выходу:
Когда приходит в срок сам Господин Песок Взглянуть на этот мир, смежив сухие вежды, Не отыскать тогда колодцев и дорог, Засыпаны дома, богатства и надежды...
Он пел и когда спускался с холма, и вся свита ему подпевала...
IX
Еще три дня Тарази пробыл в Орузе, и они говорили теперь с Армоном о тех, кого обвиняют в колдовстве.
Армон не был уже столь суетлив и нетерпелив, он будто повзрослел, пережив неудачу, и сделался более задумчивым, даже спокойным.
- Природа иногда ошибается, - но сама исправляет свои ошибки - это я понял... - говорил Тарази. - Она очень ревнива и пускает к своим тайнам только избранных... Когда мы поймем, как же все-таки природа исправляет свои ошибки, в наших руках будет такая сила... поистине дьявольская... Какой-нибудь кроткой овце можно будет вернуть ее человеческий облик, а Денгиз-хана, скажем, превратить в варана...
