Игорь Денисенко - Дом
С таким настроением Хантер прибыл на квартиру. К тому времени солнце уже село.
И в темном прокуренном подъезде пахло запахами застарелого перегара и мочи. Поднимаясь по лестнице, Хантер насторожился. Ощущение опасности росло буквально с каждой ступенькой. Что-то отвратительно скрипело под ногами. Какие-то стеклянные осколки. Хантер подошел к дверям квартиры и замер. Прислушиваясь и пытаясь определить, есть ли кто-то по ту сторону дверей. Было тихо. Хантер слышал биение своих сердец, пока он не остановил их и в звенящей тишине, не услышал, как шаркают ногами в соседней квартире. Как работает телевизор в квартире напротив. Этажом выше кто-то игрался на компьютере. Этажом ниже занимались любовью. И у кого-то были проблемы с пищеварением. Но за дверями его квартиры не было никого, и ничего. Может мухи летают не более. Облегченно вздохнув, Хантер вставил ключ в замочную скважину. Показалось. Нервы шалят. Он открыл дверь, включил свет в прихожей. Немного постоял, осматриваясь и развернувшись, поспешил вниз. Тойотка рванула с места.
Что ж, оставалась каморка Шурави. Там он надеялся переночевать и жить какое-то время. Квартира была уже не пригодна. Поэтому дверь Хантер даже прикрывать за собой не стал. Нет, там не было беспорядка. И круглой дыры в стене. Не были вспороты подушка, не была перевернута мебель. И кружка с кофе осталась там, где оставил её Хантер утром. В комнате было так же чисто и прибрано. И в прихожей горел свет. И не было никаких следов присутствия посторонних, или что там кто-то был. Только вот ноутбук на столе был смешен сантиметров на пять от края.
***
Нет худа, без добра. Это надо же! Пакет продуктов, на которые Михалыч истратил без малого две штуки, продать в пять раз дороже. А художник чокнутый, ей Боже, чокнутый!
Михалыч и раньше считал, что все эти писаки да артисты с башкой не дружат, но чтобы так конкретно? Был мужик, как мужик, ну замкнутый немного. Пить, никогда с Михалычем не пил, но понимал, что такое трубы горят, и в беде выручить мог. На чекушку никогда не жадничал. А тут, здрас-те…из дома боится выйти. Ну, и нехай сидит. Если ему домой деньги приносят. Чтоб я так жил!
Для очистки совести, что попользовался глупостью юродивого художника, Михалыч принес ему еще ведро картошки. И они расстались весьма довольные обменом. Затем, Михалыч стал мучительно решать проблему перевода бумажной валюты в валюту жидкую. Ближайший обменный пункт, замаскированный под продуктовый магазин, находился все на том же Силикатном. Хлебать киселя в такую даль, очень не хотелось. А хотелось решить эту проблему на месте. Поэтому, здраво рассудив, что Петрович мужик запасливый, и если сам употреблять не захочет, то беленькую продать может. А с беленькой можно сходить к Семенову. Не будет же Михалыч её один кушать?
Не откладывая дело в долгий ящик, Михалыч бодро потопал к Петровичу. Благо до Петровича было две улицы и три поворота. Но до дачи Кармазина он дойти не успел. Иван Петрович попался ему по пути. Он шел навстречу с озабоченным выражением на лице. И первым вопросом, которым он озадачил Михалыча: Не у него ли дома его супруга? Получив отрицательный ответ и узнав, со слов Михалыча, что его кобра тоже где-то лазает, Петрович предложил пойти вместе и поискать жен у Семенова. Пошли к Семенову. До Семенова ходоки не дошли, поскольку тот собственной персоной преградил им дорогу. И первым вопросом, которым он задал пришедшим, был вопрос о его жене Алевтине Дмитриевне. Не у них ли она случайно? Ходоки переглянулись и поняли, что творится на дачах что-то неладное. Мало того, что пропали все три бабки, так у Семенова еще и Мухтар с привязи пропал. Он так поначалу и подумал, что Мухтар отвязался и Алевтина за ним побежала. Но прошло уже два часа и ему стало казаться маловероятным, что Алевтина все эти два часа бегает рысью по огородам и зовет Мухтара. Склонности участвовать в марафонском забеге раньше за ней замечалось. На что, Петрович заметил, не кажется ли им странным, что ни одна собака в поселке не лает? На что Михалыч резонно ответил: Собака она не жена, просто так не лает. Э, нет! — сказал Семенов, собак сейчас в поселке гораздо больше людей. Некоторые бездушные личности их круглый год держат, раз в неделю только приезжают из города покормить. И то верно, что как пришли он ни разу не слышал, чтоб собака, где гавкнула. Товарищи на миг замолчали и прислушались. Действительно. Нигде, никто не гавкал.
— А может они к Сыроватскому пошли? — предложил новую версию Петрович.
Сыроватский Николай Васильевич, был тот самый тип, который обещал им помощь в строительстве плота вчера. А сегодня с утра даже не появился. Душевный человек — зимой снега не выпросишь, а летом гвоздя ржавого не даст. Все присутствующие о его щедрости знали. И без особой необходимости к нему не обращались. Что-то подсказывало Михалычу, что баб своих, они у него не найдут. Но за неимением других вариантов трое холостяков двинулись в известном направлении.
Картина, которую они увидели, войдя в дом Сыроватского, произвела неизгладимое впечатление. Первое, что бросилось в глаза, это отсутствие здоровенного кабыздоха у будки. Цепь с пустым ошейником сиротливо лежала на земле. Хозяева тоже не отзывались. С опаской пройдя через двор (а вдруг пес, откуда выскочит?), они зашли в дом. Дом оказался безнадежно пуст. В кухне на столе стояли две тарелки борща, явно начатые и недоеденные. Лежал подсохшие куски хлеба, перья зеленого лука. Посреди стола, на большой тарелке с золотым ободком, царственно возлежала крупная берцовая кость, вытащенная видимо из кастрюли с борщом. И пока Михалыч как зачарованный смотрел на кость, поросшую толстым слоем мяса, жирка, и соблазнительных хрящиков. И решительно не понимал, как можно куда-то уйти и оставить костомаху не тронутой. А то, что к ней не прикоснулись ни одним зубом, было видно не вооруженным глазом.
Петрович тоже увидел нечто, приковавшее его внимание. Он смотрел на пол у стола. Не говоря ни слова. Отодвинул табуретку, и показал Семенову пальцем на пару домашних мужских тапочек мирно лежащих около неё под столом. Потом подошел до второй табуретки и обнаружил там вторую пару тапок, размером меньше. Скорее всего, они принадлежали супруге Сыроватского, Шуре…
— Ну и что? — сказал недогадливый Семенов, — Где тапки скинули, там и лежат.
— Они никуда не выходили, — покачал головой Петрович, указывая на грязную обувь на веранде.
Михалыч в расследовании «дела о тапках» участия не принимал. А продолжил обыск в доме. С трудом оторвав взор от кости на столе, потянул дверцу холодильника на себя. А вдруг хозяева там прячутся? И обозрев содержимое, повеселел. Внутри дверцы, рядом с бутылкой подсолнечного масла стояла непочатая беленькая.
