Еремей Парнов - Бог паутины
- Так возьми и подыграй им. Точность опроса плюс-минус четыре процента, что позволяет подправить соотношение, скажем, на пятьдесят два к сорока восьми. Я же вижу, что заказчика куда больше волнуют президентские выборы, нежели парламентские. - Андрей ввел добавочные данные. - Гляди сам. При пятипроцентном барьере пройдут максимум шесть из одиннадцати. Оптимально - пять или даже четыре. Коммуняки возьмут свои двадцать пять процентов, примерно столько же - все остальные, но президентская гонка дает иную картину. Видишь, как сближаются три материка и все дальше отходит четвертый? Пятьдесят два к сорока восьми - это самый пессимистический прогноз. "Зиг-хайль" не пройдет. Но пасаран.
- И это при нынешнем рейтинге?
- За год много воды утечет. Когда придется выбирать между двумя крайними точками, рейтинги поменяются, или я ничего не смыслю в науке.
- Можно подумать, что наука непогрешима. И где ты видишь науку? В социологических опросах? Наивно.
- Человеческое знание несовершенно, не спорю. Даже математика не формализована до конца, что стало ясно после теоремы Геделя. Но отметать вероятностный прогноз еще более наивно, просто-напросто глупо. Соотношение может сыграть как за, так и против, и я понимаю чувства проигравшего. Прогнозист подкинул два процента, а избиратель отдал их противнику. Обидно, но при чем тут наука?
- Ты и далее намерен паясничать?
- Хочешь совет? Фифти-фифти - самый выгодный для тебя счет. Ну, состроят кислую рожу. Переживешь. Все прочее сопряжено с риском. Надеюсь, ты понимаешь?
Александр Антонович молчаливо признал правоту сына. "Варит котелок у мерзавца. Умница, каких мало, но хам, хам..."
ФАЙЛ 025
На Пушкинской площади - где же еще? - четверо здоровенных балбесов, усевшись на чахлую травку, бросили вызов силам зла. Где они нашли эту самую травку? А на другой стороне, на балюстраде в начале бульвара, в двух шагах от "комка" с прохладительными напитками: банка датского пива "Туборг" 8000. При чем тут пиво? Да ведь Пушкинская площадь! Страстной называлась когда-то. Отсюда и страсти - людские, правда. Пивной бар там когда-то стоял, знаменитый на всю столицу, но снесли. Пиво, конечно, к мероприятию отношения не имеет, хоть пылала жара и парням, наверное, очень хотелось освежиться пенной горчинкой хмеля, только они терпеливо несли свою стражу. Расселись, скрестив ноги в кроссовках, по странам света, руки раскрытыми ладонями вверх на коленях распластаны, веки опущены и ни слова, ни взгляда - медитируют. Эдакую мандалу образовали на круглом пятачке прямо насупротив памятника.
Что им всем там, медом помазано? Видимо, тайна сия глубока есть. Так бы и осталась она за семью печатями, если б не телевидение. Чуть что, оно тут как тут. На обывательский взгляд, ровным счетом ничего примечательного. Сидят себе и сидят. На бомжей вроде не похожи: модная стрижка, слаксы, шелковые рубашечки с крокодильчиком - значит, под кайфом.
Ни прохожие, ни публика на скамейках интереса не проявили. Кто подремывал, кто лизал мороженое, а уж парочки только собой были заняты. Что же такого замечательного нашла здесь Варвара Царапкина? Как она вообще прознала о столь значительном начинании молодых гуманистов, изгоняющих бесов сосредоточением мысли?
Как прознала, пока остается редакционным секретом. Может, по наводке, а может, просто паслась целыми днями на бойком месте.
Оказаться в нужное время в нужной точке пространства еще не все. Необходимо вникнуть в смысл происходящего, иначе не получится никакого сюжета. На одной картинке без текста "Добрый вечер, Москва!" не продержится. Да и картинка, по правде говоря, курам на смех. Казалось бы, ситуация требовала от Царапкиной телепатических способностей. Другого способа проникнуть в мозг упорно молчащего человека вроде бы не просматривается. На наше счастье, окружающий мир куда более ясен для понимания, чем пытаются уверить иные политики, которым, как алкоголику черти, всюду мерещатся масонские происки.
После известных событий в психике Варвары действительно наметились своеобразные изменения. Довольно симптоматичные, ибо не только она слегка сдвинулась на потусторонних пришельцах и ударилась в оккультизм самого непотребного пошиба. Но одно дело - пища для алчущего воображения и смятенной души, бьющейся в тесных оковах плоти, другое - профессиональные интересы. Каждому свое: кому безобидное хобби, кому хлеб насущный.
Вместо того чтобы присесть рядышком и, впав в прострацию, настроиться на телепатическую волну, Царапкина бесцеремонно сунула микрофон под нос ближайшему заклинателю темных сил. Густав Мейринк назвал бы его "ангелом северо-восточного окна", ибо он занимал именно такую позицию. Компаса под рукой не нашлось, и ребята отклонились от румба градусов на сорок.
Казалось бы, погруженный в самадхи межзвездный скиталец, чей дух успел отлететь далеко-далеко, должен был проигнорировать грубое вторжение из материального мира, но ничуть не бывало. Не подымая век, он без малейшего промедления согласился на интервью и охотно объяснил, чем они тут занимаются и как дошли до жизни такой.
- Значит, вы мысленно облагораживаете духовную атмосферу нашего города? - Царапкина перевела путаные откровения на более доступный язык. И какой радиус воздействия?
- Приблизительно восемь метров.
Скромный ответ вызвал недовольную гримаску. Варвара рассчитывала на охват хотя бы в пределах муниципального округа. По меньшей мере, Кремль и обе палаты должны были попасть под воздействие благотворного излучения.
"Благая мысль, благое слово, благое действие..." Где это сказано?
- Замечательно! - произнесла она, подавив вздох: олух лишил ее возможности пощекотать власть. - А сейчас мы проверим, насколько эффективной оказалась схватка с незримыми силами, мешающими нам спокойно жить. - Прикинув расстояние до скамеек, сделала ручкой оператору.
Телеглаз переместился на хорошенькую девушку в облегающих шортиках и короткой кофточке, открывающей загорелый животик.
- Знаете, что здесь происходит?
- Понятия не имею.
- А хотите узнать?
- Мне это не интересно.
Столь же неудачным оказалось и обращение к подвыпившей гражданке, которая с места в карьер принялась жаловаться и обличать. Все в конечном счете сводилось к ничтожной пенсии. Ни телевидение, ни таинственное пси-излучение, истекавшее из молодых людей, стоически потевших на самом солнцепеке, исправить положение не могли. Судя по грубым нападкам на режим, оболтусов, которым нечего делать, и лично на Варю, одержимость злым началом осталась неколебимой.
Жизнерадостный бодрячок, расположившийся под сенью дерев, откровенно обрадовался возможности поболтать перед камерой. Его скамья не укладывалась в зону воздействия, но Царапкину это ничуть не смутило. На то и монтаж, чтобы вышло, как надо.
