Джеймс Сваллоу - Эффект бабочки
— После приступа это вполне естественно. Мы узнаем гораздо больше, сравнив серии томографических снимков.
Доктор указал на картонный ящик.
— Принесли что-то для него?
— Он хотел посмотреть фотоальбомы, но, боюсь, у нас их не осталось.
Редфилд кивнул, и она продолжила:
— Здесь фильмы, которые в свое время снял Джейсон. Я не была уверена в том, что мне стоит их приносить сюда, но вы сказали, что это для него хорошо…
— С этим действительно абсолютно все в порядке, Андреа.
Они подошли к кабинету, и доктор открыл дверь, пропуская ее вперед.
— Эти фильмы — часть его жизни, и навязчивая идея Эвана не будет сломлена, пока он не поймет, что историю нельзя изменить.
Редфилд сел, и Андреа последовала его примеру.
— Мне хотелось бы посмотреть эти фильмы сначала самому, и надеюсь, что мне удастся найти в них что-нибудь, что могло бы убедить его в том, что прошлое — это прошлое…
Редфилд указал на старый портативный кинопроектор, стоящий на полке стеллажа.
— Я не хочу потерять его, как потеряла Джейсона, — тихо сказала Андреа.
Доктор выглядел смущенным.
— Психология сильно продвинулась вперед за тринадцать лет, Андреа. Теперь существуют методы лечения, которые нам были просто недоступны, когда Джейсон был у нас.
Она не ответила, и Редфилд застучал по клавишам компьютера, выводя на экран снимки томографа. То, что он увидел, заставило его поежиться.
— О, Господи, нет, — выдохнул он. Андреа нервно перебирала пальцами, стараясь не кусать от волнения ногти.
— Не виляйте, доктор, — сказала она, не скрывая своего страха. — Просто скажите, и все.
Редфилд работал клиническим психологом и неврологом уже более двадцати лет, и у него бывали пациенты, не поддающиеся лечению, как, например, Джейсон, которые доживали свои последние дни в безумии, но до сих пор каждый такой диагноз доктор считал своей личной неудачей. Несмотря на профессиональную дистанцию, которую он держал с пациентами клиники, Редфилду нравился Эван, и он надеялся, что ему удастся вернуть парня к нормальной жизни. Но то, что он увидел на экране монитора, убедило его в том, что этого никогда не случится. Большие темные комки какого-то вещества испещрили мозжечок Эвана рваными дорожками, подобно разрывам на ткани.
— Кровоизлияние… — начал он натянуто. — Массивное нейронное повреждение внешнего мозгового вещества. Этот вид повреждения неоперабелен и неизлечим.
Редфилд покачал головой.
— На самом деле я удивлен, что у него вообще сохранились какие-либо моторные функции…
Едва он сказал эти слова, как тут же пожалел о них, услышав плач Андреа.
— Мне очень жаль.
В коридоре у кабинета стоял, прислонившись спиной к стене, Эван и слушал их разговор.
Ему удалось скрыться от наблюдения Митча и прибыть вовремя, чтобы последовать за матерью к офису Редфилда. «Док не даст мне посмотреть эти фильмы, — понял он, когда услышал прогнозы доктора. — Мне надо сыграть на этом и найти другой способ». Он сделал несколько шагов назад, а потом снова пошел вперед, якобы только что появившись, надевая фальшиво-спокойную улыбку.
Когда он вошел в кабинет, Редфилд поднял глаза и увидел изможденное, усталое лицо молодого человека, что не увязывалось с приподнятым настроением, которое он пытался демонстрировать.
— Привет, мам. Ты не забыла принести мне те забавные старые домашние фильмы, которые мы когда-то снимали?
Он намеренно отвернулся, дав матери пару секунд, чтобы вытереть слезы и взять себя в руки.
Андреа кивнула.
— Д-да, они здесь. Доктор заученно улыбнулся.
— Присаживайся, Эван. Давай поговорим о твоем самочувствии.
Эван послушно сел, сохраняя беззаботный вид, и позволил Редфилду говорить, так как на столе перед ним лежала мятая коробка, которую принесла с собой его мать.
Он старался не смотреть на нее, прикидывая в уме все возможные варианты.
«Это последний шанс», — подумал он.
></emphasis>
Ночью Эван вернулся в кабинет Редфилда. Интерьеры клиники он теперь знал, как свои пять пальцев, и для него не составило труда пробраться по коридору, не попав на глаза дежурным сестрам. Дверь поддалась, когда он как следует нажал на нее плечом, и замок сломался.
Стены маленького кабинета все еще хранили дневное тепло. Эван закрыл дверь и придвинул к ней кресло, затем осторожно пересек кабинет и взял со стола коробку.
«Треборн Э.» — было написано на ней быстрым почерком доктора Редфилда. Эван улыбнулся.
Желание Редфилда все каталогизировать было явным и заметным во всем. Улыбка превратилась в гримасу, когда стена перед его глазами внезапно дрогнула, а вместе с этим до него дошел отзвук эха. Эван крепко зажмурился, прогоняя боль. Время и память раскручивались вокруг него. Снаружи зазвенел сигнал тревоги, и он увидел стаккато вспышек света от фонарей охранников. Кто-то отдал приказ отдаленным, неясным голосом, и свет фонарей рассеялся по сторонам. Эван открыл ящик и начал рыться в его содержимом; радостное возбуждение охватило его, когда пальцы нащупали бобину кинопленки. Он поколебался, когда мимо кабинета пробежала чья-то тень, и увидел свое отражение в стекле диплома, висящего на дальней стене. Уставившийся на него двойник дрожал и грозился уплыть из поля зрения. Из его носа текла черная струйка крови и капала на рубашку. Эван отогнал боль прочь и старался игнорировать давление, появившееся внутри черепа, — постоянное тупое пульсирование, будто ему сжали голову тисками. Схватив со стола Редфилда лист бумаги, Эван залез под деревянный стол с коробкой и ручкой. Он почувствовал внезапное желание задокументировать то, что делает; вероятно, ему хотелось, чтобы в случае неудачи мать хотя бы попыталась понять его мотивы.
Он проговаривал вслух то, что записывал: «Если вы это нашли, значит, мой план не сработал, и я, скорее всего, мертв, но если мне удастся вернуться к началу всего этого, то, может быть, я смогу ее спасти…»
И снова боль впилась в его мозг, и кровь еще сильнее потекла из ноздрей, капая на бумагу. Сердце Эвана панически застучало, и, несмотря на то что он изо всех сил пытался не обращать внимания на усиливающиеся спазмы и вибрации вокруг него, он почувствовал, как в него впились холодные когти страха.
Изучив пленки в коробке, он достал одну из них с прилепленной пожелтевшей бумажкой. Эван узнал почерк отца и прочитал на стакере свое имя, написанное черным фломастером.
Единственный, последний шанс.
Глава двадцать седьмая
Доктор Редфилд обнаружил Митча и двух других охранников у входа в клинику. Он уже собирался ехать домой, когда зазвенел сигнал тревоги. Какое-то шестое чувство заставило его побежать обратно, и на посту дежурная сестра сказала ему, что Эван Треборн исчез, а окно в соседнем коридоре выбито.
