Клиффорд Саймак - Все живое...
— Биолог, — сказал я.
— Ну, да. Ученый. Я припер его к стенке и объясняю — мне, мол, непременно надо видеть сенатора. Толку от него было чуть. По-моему, он даже не слыхал, что я ему говорил. Смотрю, он какой-то перевернутый, белый как полотно и пот с него ручьями. Может, вам нездоровится, спрашиваю, может, я могу вам чем-нибудь помочь? Тут он мне все и выложил. Наверно, у него просто с языка сорвалось. Может, он после и пожалел, что проболтался. Но он был до черта зол, вот и не стерпел, в ту минуту ему было на все наплевать. Понимаешь, он был прямо вне себя. В жизни я такого не видал. Вцепился в меня, держит за отвороты пиджака, придвинулся нос к носу, спешит, захлебывается словами, чуть ли не пена изо рта. Если б его совсем не перевернуло, он бы нипочем ни стал так разговаривать, не такой он человек.
— Ну что ты тянешь! — взмолился я. — Объясни толком!
— Да, я забыл сказать: тут как раз объявили про летающее блюдце, которое ты с собой приволок. Радио только о том и трещит. Как эта штука выслеживает запасы урана и прочего. Ну вот, я стал говорить этому биологу, для чего мне надо повидать сенатора, и про лабораторию в Гринбрайере. Вот тут-то он и вцепился в меня, чтобы я не удрал, и давай выкладывать. Мол, это условие, которое выставили пришельцы, чтоб мы раскидали ядерные завесы, — это гроб, хуже некуда. Мол, Пентагон решил, что эти пришельцы нам угрожают и надо их остановить.
— Элф… — пролепетал я.
У меня подкосились ноги, я уже понимал, что будет дальше.
— Мол, надо их остановить, пока они не захватили большей территории, а для этого есть только одно средство — сбросить на Милвил водородную бомбу.
Элф задохнулся и умолк.
Я молчал. Просто не мог выговорить ни слова, будто меня расшиб паралич. Мне вспомнилось, какое лицо было у генерала во время нашего разговора нынче утром, и как сенатор сказал мне: «Мы вынуждены на вас положиться, друг мой. Мы в ваших руках».
— Брэд! — с тревогой позвал Элф. — Алло, Брэд! Ты слушаешь?
— Да, — сказал я, — слушаю.
— Дэйвенпорт сказал — как бы из-за этого нового способа выслеживать ядерные запасы военная братия не кинулась нажимать кнопки… мол, они сообразят только что надо действовать поскорей, а то никакого оружия не останется. Он сказал — это все равно, как будто идет человек с ружьем в руках, а навстречу дикий зверь. Без крайности убивать зверя неохота, а может, зверь еще вильнет в сторону и стрелять не придется. Ну, а допустим, человек знает, что через две минуты останется без ружья: оно рассыплется, пропадет, мало ли… тогда волей-неволей пойдешь на риск и выстрелишь, пока ружье еще не пропало. Придется убить зверя, пока ружье еще у тебя в руках.
— Значит, теперь Молвил и есть дикий зверь, — сказал я ровным голосом, я и не думал, что сумею говорить так спокойно.
— Не Милвил, Брэд. Просто…
— Ну, конечно, не Милвил. Ты это скажи людям, когда на них сбросят бомбу.
— Этот Дэйвенпорт прямо не в себе. Он не имел права мне ничего говорить…
— А по-твоему, он точно все знает? Утром они с генералом крепко поспорили.
— По-моему, он знает куда больше, чем успел мне сказать. Он говорил минуты две, а потом прикусил язык. Видно, спохватился, что не имеет права болтать. Но он вот на чем помешался. Он думает, военных может остановить только одно: гласность. Общественное мнение. Мол, если про этот их план узнает много народу, поднимется такая буря, что они не посмеют ничего сделать. Во — первых, люди возмутятся, это же гнусное, хладнокровное убийство, а главное, все равны пришельцам — тут кому угодно обрадуешься, лишь бы они покончили с этой проклятой бомбой. Ну, и твой биолог хочет раскрыть секрет. Он так прямо не сказал, но, видно, он о том и хлопочет. Я уверен, он подкинет эту новость кому-нибудь из газетчиков.
У меня все перевернулось внутри, задрожали колени. Я прижался покрепче к столу, чтобы не упасть.
— Это безумие, весь Милвил сорвется с цепи. Я же утром просил генерала…
— Как — просил генерала! Черт подери, неужели ты знал?!
— Конечно, знал. То есть не знал, что они на это пойдут. Просто — что есть у них такая мысль.
— И ты никому ни слова не сказал?!
— А кому говорить? Чего бы я добился? И потом, это ж не было твердо решено. Так — предположение… на самый крайний случай. Погубить триста человек, зато спасти три миллиарда…
— А ты сам?! И все твои друзья?!
— Ну, а что было делать, Элф. Что бы ты сделал на моем месте? Раззвонил бы по всему Милвилу — и чтоб все посходили с ума?
— Не знаю, — сказал Элф. — Сам не знаю, что бы я сделал.
— Слушай, Элф, а сенатор сейчас где? В гостинице?
— Думаю, там. Ты хочешь ему позвонить, Брэд?
— Не знаю, будет ли толк. Но, может, стоит попробовать.
— Тогда я кладу трубку. Вот что, Брэд…
— Да?
— Счастливо тебе… То есть… о, черт! Просто — желаю успеха!
— Спасибо, Элф.
В трубке щелкнуло — он дал отбой, теперь я слышал только гудение. У меня так затряслись руки, что я и не пытался опустить трубку на рычаг, а осторожно положил ее прямо на стол.
Джо Эванс смотрел на меня в упор.
— Так ты знал, — сказал он. — Все время знал.
Я покачал головой.
— Что они на это пойдут — не знал. Генерал обмолвился об этом как о последнем средстве, на самый крайний случай. И Дэйвенпорт на него накинулся…
Я не договорил, я уже и не помнил, что хотел сказать. Слова теряли всякий смысл. Джо все не сводил с меня глаз. И вдруг меня взорвало.
— Не мог я никому сказать, черт возьми! — заорал я. — Я попросил генерала, если уж ему придется на это пойти, так чтоб без предупреждения. Чтоб нам ничего не знать заранее. Просто вспышка — и все, мы бы, наверно, ее и не увидели. Ну, погибли бы, но одна смерть куда ни шло. А так умираешь тысячу раз…
Джо взялся за телефон.
— Попробую дозвониться до сенатора, — сказал он.
Я сел.
Пусто внутри. Точно меня выпотрошили. Джо говорит по телефону, а я не разбираю слов, будто на несколько минут создал отдельный крохотный мирок для себя одного (видно, в обычном мире, среди людей, мне уже нет места) и укрылся в нем, как укрываешься с головой одеялом.
Худо мне, тошно, и зол я, и мысли путаются.
…Джо мне что-то говорил, а я даже не замечал этого, только под самый конец спохватился:
— Что? Что такое?
— Я заказал междугородный разговор. Нас соединят.
Я кивнул.
— Я объяснил, что дело очень важное.
— Не знаю… — сказал я.
— То есть как? Конечно же, это…
— Не знаю, что тут может поправить сенатор. Не знаю, что изменится, если мы с ним и поговорим — я, ты, кто угодно.
— Сенатор Гиббс — человек влиятельный, — сказал Джо. И он очень любит это показывать.
