Вадим Кирпичев - Искатель. 2009. Выпуск №08
Плешь не хотел умирать ни в коем случае. Он никому ничего плохого не сделал! Что из того, что ему иногда приходилось кого-то избивать или даже убивать? Он никакой неприязни или злобы к этим людям не испытывал, садистского удовольствия тоже — наоборот, это было ему неприятно. Он выполнял только приказы своего хозяина, а те жертвы все равно были обречены.
С виду глуповатый, на этот раз Плешь нашел нужные слова, чтобы отложить свой конец:
— Деньги! Много денег! Они будут вашими! Три лимона евро!
— Стойте! — остановил товарищей Хлыст. Глушителем пистолета озадаченно почесал себе за ухом. — Звучит интересно.
Плешь, зная, чем это может кончиться, и не думал тянуться за пистолетом, рукоятка которого удобно торчала под мышкой. Он держал руки поднятыми. Поглядывая на пульсирующий фонтанчик крови, брызжущий изо лба свежеубитого, пояснил:
— Они скоро будут деньги передавать — три лимона евро! Сначала Сафарову из «Эванса плюс». А он их должен передать замминистра Евсееву.
— А ну-ка, давай подробности!
Плешь послушно с магнитофонной точностью передал содержание разговора Гуся и Сан Саныча в больничной палате.
— Тебя стоило бы отблагодарить за ценную информацию, — усмехнулся Хлыст, после того как внимательно выслушал. — Да тебе эта благодарность теперь уже ни к чему, надо о душе подумать!
Хлыст быстрым движением направил дуло пистолета на Плешь. Тот, как по команде, выпучил глаза и раскрыл рот. Успела проскочить мысль: «Как же так, получается, зря, за просто так своих продал? Обидно!»
Глава 20
Совесть
Анна неожиданно пошла на поправку.
Сафаров уже потерял надежду, а тут как будто в ее голове переключатель щелкнул. Только вчера еще лежала, глазами лупала. Как собака, все понимала, только сказать ничего не могла.
А сейчас вдруг ни с того ни с сего начала делать все сразу — подниматься с кровати, разговаривать.
Удивительно, но и будущий ребенок сохранился, хотя удары дражайший экс-муженек наносил и в живот.
Доктора разрешили с ней общаться следственным органам. Анна показала на своего бывшего мужа, Виталика. Объявили во всероссийский розыск.
Рафаэль ходил на работу в приподнятом настроении, за последнее время это было редкостью.
Даже Елена Станиславовна заметила:
— Что это ты, Раф, цветешь и пахнешь? Есть причины?
— Да понимаете, Анна на поправку пошла. Да так быстро, в один день намного лучше стало… Вы разрешите, я сегодня пораньше уйду, надо к ней заехать?
— Можешь идти. Да и мне надо бы ее навестить! А то неудобно как-то. За все время ни разу не ходила!
— Ну что вы, никто вас не осуждает. К тому же в «Эвансе» столько произошло за последнее время!
— Это, знаешь ли, не оправдывает. Передай ей, что я завтра заеду… Да почему завтра? Поеду сегодня же, вместе с тобой.
Анна была удивлена. Никак не ожидала увидеть здесь Семкину.
Семкина подарила ей букет, поприветствовала:
— Здравствуй, Аня! Очень рада, что тебе лучше!.. Мы вот тут принесли тебе кое-что! Угощайся!
Анна отреагировала как-то странно. Вместо того чтобы изобразить радость, рассеянно покивала, не глядя на гостинцы:
— Да, да… Спасибо.
Елена Станиславовна предпочла не заметить:
— Ну, рассказывай, как себя чувствуешь?
— Плохо, Елена Станиславовна!
— Что такое, деточка?
— Елена Станиславовна, это я подожгла фабрику!
Семкина подумала, что ей послышалось:
— Что?
— Я подожгла склад на фабрике!
Удивительно, но Елена Станиславовна почувствовала спокойствие. По всей видимости, организм уже отказывался реагировать на болезненные ситуации. Своеобразный иммунитет на стресс.
— Простите меня, Елена Станиславовна! — Анна побледнела, но выглядела спокойной. — Впрочем, вы имеете полное право считать меня своим врагом…
Семкина молчала. Ей хотелось успокоить женщину, но не слишком ли часто ее предают?
— Мне надо идти… До свидания, — Елена Станиславовна повернулась и вышла из больничной палаты.
Рафаэль с удивлением смотрел на Анну. Наверное, психологию женщин ему никогда не понять. Все уже давным-давно забыли о том злополучном пожаре, а тут вдруг у нее совесть проснулась! И хоть бы посоветовалась с ним!.. А возможно, это таким образом сказываются последствия ударов по голове…
Сафаров не стал упрекать Анну, ей сейчас самой не сладко.
Хотя Аня и была с виду спокойна до равнодушия, Рафаэль на всякий случай попробовал ее приободрить:
— Все будет хорошо!
Анна грустно улыбнулась и кивнула:
— Извини, но я должна была это сделать!.. А если бы не сказала сейчас, не смогла бы сказать никогда!
Фортуна людям нечасто улыбается, а для команды Хлыста это был как раз такой случай, когда улыбалась. Такой куш светит только раз в жизни! Упустить его означало бы для Хлыста политическое самоубийство.
Кто такой Евсеев и с чем его едят, Хлыст не знал и знать не хотел, а вот Сафарова вычислить — это запросто и с превеликим удовольствием! Хлыст нашел Сафарова и организовал за ним слежку сразу аж на двух машинах, поочередно.
Сафаров ее быстро обнаружил, но решил, что Ивлев его прикрывает и про себя похвалил предусмотрительность и заботу Леонида Павловича. Все-таки приятно ощущать внимание и поддержку, правда, непонятно, чего ему сейчас, до передачи бабок, опасаться… Впрочем, скорее всего, так они действуют, чтобы себя подстраховать, чтобы не смылся с деньгами. Они же не знают, что он и в мыслях этого не держит!
Выполняя текущую работу в «Эвансе», Рафаэль зашел по делам к Елене Станиславовне.
— Елена Станиславовна! Я должен с вами поговорить!
— Ну что там у вас опять?
— Обстоятельства сложились так, что я должен был подписать договор с «Мебельной епархией», по которому стал владельцем векселей на сумму порядка полутора миллиона долларов…
— Это мне известно, Рафаэль!
— Так вот, я считаю себя не вправе распоряжаться ими и хочу передать их компании! Все причины, по которым я это сделал, вам назвать не могу, но поверьте, они существуют.
— Что же! По крайней мере, нет причин сомневаться в искренности твоих намерений! Спасибо за благородный порыв!
— Елена Станиславовна! Поверьте мне, моя вина в том, что векселя «Эванса» оказались обесцененные, только косвенная. Меня элементарно обманули!.. Но я обещаю, что сделаю все, чтобы эти деньги вернуть!
— Ладно, Рафаэль! Давай работать! — Елена Станиславовна была настроена скептически, она перестала верить словам, от кого бы они ни исходили.
