Сергей Снегов - Экспедиция в иномир
Ко мне пришли три женщины — Глория, Елена, Анна — вместе с Петром и Мишелем и потребовали, чтобы я вмешался в дела геноструктурной лаборатории Биоконструкторской Станции. Эксперименты в ней надо запретить, они безнравственны.
— А какое отношение имеет капитан космического поисковика «Икар» к каким бы то ни было экспериментам в какой бы то ни было лаборатории БКС? — поинтересовался я. — Насколько я знаю, я не президент Академии и вообще ничего не понимаю в биологических исследованиях. Разве у БКС нет начальника, который может призвать к порядку руководителя лаборатории?
— Но вы гуманный человек! — воскликнула Глория. Ее лицо горело от возмущения. — Ваше доброе сердце не сможет не возмутиться, когда вы узнаете, что за дьявол Чарльз Глейстон. Кстати, он руководит всей Биоконструкторской Станцией, геноструктурная лаборатория подчинена Муру Мугоро. Только вы можете воздействовать на Глейстона.
— Допустим, Глория, что мое сердце и вправду возмутится, когда я узнаю, что в образе лично неизвестного мне Чарльза Глейстона затаился дьявол. Но я снова спрашиваю вас: какие у меня права вмешиваться в исследования на Урании?
— Самые прямые, Арн, — уверенно сказал Хаяси. — Во время монтажа аннигиляторов вещества ты полный хозяин на любой планете. Твои запреты и разрешения абсолютны. Их никто не может оспорить. В том числе и работники БКС. Мы просим тебя применить на Урании эти свои диктаторские права.
Дело было, очевидно, серьезно, раз уж уклончивый Хаяси заговорил так категорически. Я попросил Елену разъяснить, что происходит на БКС. Я уже упоминал, что Елена наш штатный докладчик: она мастерски выделяет главное, ею командует логика, а не эмоции. Любая запутанная проблема начинает казаться простой, когда за ее изложение берется Елена Витковская. Ей понадобилось всего десять минут, чтобы разъяснить мне, что в геноструктурной лаборатории практически два руководителя — ее заведующий Муро Мугоро и директор всей БКС астрогенетик Чарльз Глейстон, который в геноструктурной бывает чаще, чем в своем директорском кабинете; что Муро Мугоро — очаровательный мулат по виду, гений в работе и тряпка по характеру, а Чарльз Глейстон, наоборот, невероятно энергичен, собран, целеустремлен, а по натуре, как справедливо оценила его Глория, сущий дьявол; что в лаборатории занимаются установлением геноструктур биороботов; что Глейстон безжалостен к синтетическим творениям до того, что страшно смотреть, как он с ними обращается; что дюжину протеев, привезенных нами с Фантомы, по всему, собираются не так изучать, как истязать; что Глория ведет свои исследования в другой лаборатории, но успех ее экспериментов полностью зависит от Глейстона, а она не может найти с ним общего языка; и что вообще пора покончить со своеволием тирана, именуемого профессором Чарльзом Эдвином Глейстоном, директором БКС, состоящей из четырнадцати специализированных лабораторий.
— Понятно, хотя и неприятно, — сказал я. Мне далеко не все еще было понятно, но ознакомление с подробностями лучше было вести в самой лаборатории Мугоро. — Воспользуюсь своими правами кратковременного диктатора Урании хотя бы для того, чтобы посетить геноструктурную лабораторию. Большего пока не обещаю.
Женщины с Петром ушли, а Хаяси остался.
— Имеешь что-то добавить, Мишель?
— Да, — сказал он. — Хочу информировать тебя об одном осложняющем факторе. Этот профессор Глейстон буквально если не с первого взгляда, то с первого слова влюбился в Глорию. Ты понимаешь, что при ней я не мог этого говорить.
— Не вижу осложнений, вижу облегчение. Раз он влюбился в Глорию, значит, будет угождать ей. Это смягчит их споры.
— Так действовали бы мы с тобой, но не Глейстон. Он не угождает своей любви, а яростно противодействует ей. Он так сильно любит Глорию, что со стороны сдается, будто он ее ненавидит. Он все делает Глории наперекор.
— Ты не находишь, что для настоящей любви слишком уж парадоксально, Мишель?
— Любовь бывает разная, — мудро заметил Хаяси. — А что до Глейстона, то он во всем парадоксален, в любви тоже.
Должен прямо сказать, что нападки на Глейстона меня не очень убедили. Кое-что я слышал о нем и раньше. Он слыл в своей научной области фигурой крупной, еще на Земле приобрел известность выведением необыкновенных пород коров и коз, а его исполинские, как лошади, петухи и куры поистине поражали. Я привык к тому, что выдающиеся люди одарены отнюдь не стандартными приятностями характера: их всегда лучше рассматривать издали, чем толкаться об их колючие грани. Не к таким ли неудобствам близкого общения сводятся претензии трех астробиологов? На всякий случай для первого знакомства с геноконструкторами я попросил Мишеля Хаяси и Гюнтера Менотти сопровождать меня — и не потому, что полагался на их объективность, оба нередко бывают пристрастными, а во исполнение правила: ум — хорошо, три ума — лучше.
— Нас привели к вам скорей туристские, чем служебные интересы, — сказал я Глейстону, появившись на БКС. — Так что обращайтесь с нами как со случайными посетителями.
Он был гораздо тоньше, чем я предполагал, и не стеснялся ставить точки над i.
— Буду обращаться с вами как со случайными посетителями, наделенными правом останавливать любую работу на Урании, в том числе и мою собственную, — сказал он с холодной вежливостью. — Итак, что вас интересует на БКС?
— Нас интересует все, что найдете нужным показать.
Он провел нас по всем четырнадцати лабораториям Биоконструкторской Станции. И в каждой лаборатории была такая бездна интересного, сам Глейстон так интересно рассказывал, а руководители лабораторий с таким энтузиазмом дополняли его рассказы своими, что к концу обхода моя голова распухла от вторгнутой в нее информации, и я стал физически ощущать, как ум заходит за разум. Я взмолился о перерыве, и Глейстон милостиво дал нам передохнуть. Отдых предоставили в кабинете Муро Мугоро: Глейстон не сомневался, что именно геноструктурная лаборатория — главная причина нашего прихода.
— Итак, вы познакомились с нашими биоконструкторскими работами, друзья. (Я заметил, что он любит словечко «итак», он часто начинал с него.) Могу сказать одно: они обещают новую революцию, не менее грандиозную, чем открытие огня, изобретение машин и освоение атомной энергии. Только такими великими масштабами надо измерять наши исследования. Здесь, на Урании, далеко от Земли, мы готовим для человечества вступление в новый период расцвета — и пока успех нам сопутствует.
Он выложил все это без пафоса, холодным, почти ледяным тоном, словно выносил нам выговор, а не соблазнял перспективами величественного успеха. И странное дело, от холода его голоса, от фраз, которые он чеканил, как металлические монеты, а не бросал в нас вдохновенно вспыхивающими, значение слов не пригашалось, а еще усиливалось. И во время обхода лабораторий, когда он описывал конкретные исследования, и сейчас, в кабинете Муро Мугоро, когда давал им общую оценку, он искусно создавал впечатление значительности всего, что делалось на БКС.
