Ольга Грибова - Водоворот
— Надо отвезти его в больницу, — в голосе Виктора звучала паника. Он держался только на силе воле.
Я подползла поближе к Владу и склонилась над его бледным лицом. Губы моего охотника посинели, глаза и щеки ввались. Он потерял слишком много крови. Дыхание неровными толчками вырывалось из груди. Посреди живота зияла огромная рана с рваными краями.
— Вы с Амарантой езжайте, — Глеб в отличие от друга был сосредоточен, поэтому сразу взял на себя роль направляющей силы. — Мы останемся и позаботимся об остальных.
Виктор не стал спорить. Он наклонился, подхватил сына на руки и направился к машине. Я шла следом, ни на секунду не желая выпускать Влада из поля зрения. Остальные даже не вышли из церкви.
Дорога до больницы стала сплошным наказанием. Я вместе с Владом расположилась на заднем сидении «Мерседеса». Его голова покоилась у меня на коленях. Одной рукой я пыталась остановить кровотечение, другой нежно гладила его по щеке.
Влад так ни разу и не пришел в сознание. Он оставался безучастным, когда санитары перекладывали его на носилки, а потом долго везли по длинным, пахнущим хлоркой и лекарствами коридорам. Кто только придумал сделать реанимацию так далеко от главного входа? Казалось, не будет конца и края этому пути.
Мы с Виктором бежали следом за проворными медбратьями до тех пор, пока очередная дверь не захлопнулась прямо перед нашими носами. Строгий мужчина в белом халате заявил, что дальше нам ходу нет. Это операционная и все, что мы можем сейчас сделать — это ждать.
Как только Влад скрылся из вида, силы вновь меня покинули. Я опустилась на жесткий пластиковый стул, руки свесились вдоль туловища, глаза, не мигая, смотрели на дверь операционной. Чудилось, стоит их закрыть и случится что-то непоправимое, будто взглядом можно удержать чью-то душу на земле.
Где-то неподалеку находился Виктор, но я не обращала на него внимания, пока он не заговорил.
— Тебе не мешало бы переодеться.
Я повернула голову к охотнику, не совсем понимая, чего от меня хотят. Он указал на платье, и тогда я вспомнила, что на мне испачканный в крови подвенечный наряд. Провела рукой по белому в алых пятнах корсажу, разгладила на коленях безжалостно порванную юбку и успокоилась. На этом процесс приведения себя в порядок благополучно завершился. Разве что волосы еще поправить: забрать за уши растрепанные пряди, пригладить на макушке и дело с концом. Искренне надеясь, что выгляжу лучше, я вымученно улыбнулась Виктору. Он ответил не менее жутким оскалом.
Прошло пять часов, которые мы провели в гробовом молчании. Говорить было не о чем, да и не хотелось. Как завороженные мы смотрели в одну точку и прислушивались, мечтая и страшась одновременно уловить любой намек на изменение в состоянии Влада. В этом плане мне было легче. Стоило слегка напрячься, и я слышала происходящее в операционной. Но профессиональный сленг врачей был для меня, как латинский язык для школьника — ни одного понятного слова.
Большие настенные часы тикали, равнодушно отмеряя секунды. Если бы моё тело могло изменяться, я бы, наверное, поседела за это время. Липкий, мучительно давящий на грудь страх не отпускал. Он провел со мной каждую секунду, что отсчитали настенные часы.
Дверь операционной распахнулась, и мы как по команде вскочили на ноги. Сердце подскочило, бухнуло невпопад несколько раз и снова провалилось куда-то так глубоко, что я перестала его ощущать. У меня нет сердца — глупая мысль показалось удивительно забавной, и я едва сдержала нервный смешок. Не иначе это начало истерики.
— Вы родственники? — мужчина в белом халате выглядел еще строже: густые брови сошлись не переносице, усталые глаза смотрели сурово и внимательно. Получив утвердительный кивок, врач продолжил: — вы должны заполнить бумаги в регистратуре и ответить на пару вопросов. У молодого человека очень странный характер повреждений, — озадаченно произнес он, изучая моё окровавленное платье.
— Конечно, доктор, так мы и поступим, — скороговоркой выпалил Виктор. — Только скажите как он?
Глаза врача из серьезных сделались печальными. Уверена, доктор не любит сообщать плохие новости. Я прислонилась к стене, чтобы не упасть, по убыстрившемуся сердцебиению хирурга уже догадываясь, каким будет ответ. Вот бы очутиться где-нибудь подальше от этого вонючего коридора. Сидеть в обнимку с Владом на веранде старого дома и ни о чем не думать, просто наслаждаться обществом друг другом. Только пока любимый рядом такие вещи не замечаешь. Кажется, еще все впереди, все можно успеть, а теперь… а что теперь? Всего-то и осталось смотреть на слабонервного доктора и выслушивать его неблагоприятные прогнозы, будто человек — атмосферный циклон, а он — Гидрометцентр.
— Боюсь, рана слишком серьезная. Плюс сказалась большая потеря крови, — начал хирург издалека. Захотелось схватить его за горло и выдавить по капле правду. — Мы сделали все возможное, но он очень плох и вряд ли долго протянет.
Протянет? Что за слово такое? Я дернулась вперед, мечтая вцепиться в доктора как клещ, но крепкая рука Виктора удержала меня, и я повисла на этой вновь обретенной опоре.
— Мы можем его увидеть? — сипло поинтересовался охотник, прижимая меня к себе.
— Конечно, — хирург закивал, как болванчик. — Его сейчас переведут в отдельную палату. Можете находиться там сколько пожелаете.
Виктор практически донес меня до палаты и чуть ли не силой втащил внутрь, так как я вдруг испугалась заходить. Влад лежал на молочно-белых простынях, укрытый таким же одеялом. Цвет его кожи практически сливалась с пододеяльником. Опутанный со всех сторон проводами и трубочками, он выглядел таким хрупким, словно сделан из тончайшего фарфора.
— Он нас слышит? — спросила я шепотом, шагнув ближе к кровати.
— Доктор сказал, что комы нет, и он придет в себя, как только действие наркоза закончится.
— Но ведь это хорошо, что нет комы? — поинтересовалась я, чуть ли не умоляя охотника ответить «да».
— Само собой.
И снова потянулись часы ожидания. Вскоре приехали остальные. Отсутствовал только Андрей. Он прятался от намечающегося на горизонте рассвета. Ксюша выглядела плохо: взгляд был пустым и отрешенным. Она успела переодеться в привычные джинсы и привезла мне сменку. В палате имелся небольшой санузел, я поменяла испорченное платье на лосины и приталенную рубашку, доходящую до середины бедра. Умылась и кое-как причесалась. Казалось, если занимать привычными делами, то все опять придет в норму. Мир обретет привычные очертания, но стоит на мгновение остановиться и отчаянье накроет с головой.
