Мария Симонова - Третья стихия
Положив «бычка» на курс, Михаил поручил дальнейшее управление автоматике и полез за сиденья в поисках продуктов. Снаружи вечерело, путь им предстоял неблизкий, и ему предстояло сервировать их первый ужин наедине. Михаил предчувствовал, что состоять этот романтический ужин будет все из тех же неромантических консервов. Он проклял свое невезение, когда не нашел позади кресел ящика с консервами, и не сразу поверил в свое счастье, обнаружив вмонтированную в заднюю стенку кабины «стряпуху» — портативный кухонный автомат. Спинка его кресла уехала под сиденье, он врубил «стряпуху» и проглядел загоревшийся рядом с класс виатурой небогатый перечень блюд: всего три вида, но все с интригующими названиями, и два напитка — чай и пиво. Он заказал для начала «Грибную рапсодию» — столько в последнее время думал о грибах, пора наконец их поесть. «Стряпуха» подмигнула ему красным глазом: «Рапсодию, мол, тебе подавай? А нету!» — «А подать мне тогда „Хрустящие кораблики!“ — „Перебьешься!“ — нахально мигнула в ответ „стряпуха“. У него не осталось выбора. И он нажал последнее в ассортименте блюдо — „Бамбошки кучерявые“. „Стряпуха“ зажгла благосклонно зеленый глаз — то-то, мол, — и выплюнула в податчик что-то продолговато-блестящее.
— Гм-гм, — сказал Михаил, беря «бамбошку» и оглядывая ее искательно со всех сторон. Обещанные кучеряшки отсутствовали. Вообще-то она очень смахивала на большой бутерброд с ветчиной, упакованный в пластиковый пакет. Тоже своего рода консервы. Ну да делать нечего. И он заказал еще раз «Бамбошки кучерявые», а к ним одно пиво и… Он обернулся к Илли:
— Тебе чай или… — Она спала. Склонив голову к плечу, уронив безвольно руки, — так спят все смертельно уставшие люди.
Михаил развернулся осторожно, с «бамбошками» на коленях и со стаканом в руке, ткнул пальцем под приборную панель. Оттуда выдвинулась подставка, и он сгрузил на нее нехитрый ужин, который ему предстояло теперь осилить в одиночку. Вернул своему креслу спинку, скользнул взглядом по приборам и опять посмотрел на нее. «Можешь трясти головой, щипать себя за руку или ударить по лбу, но вот она — рядом, спит под твоей защитой. Надолго ли еще рядом? Неважно. Главное, что есть эта минута, одна стоящая всей предыдущей спокойной жизни и двух последних безумных дней — все равно ведь не угадать, что ждет впереди».
Прежде чем приступить к ужину, он включил на панели радио и поставил на минимальный звук, хотя Илли мудрено сейчас было разбудить. Потом он принялся вскрывать бутерброд. Вскоре его заинтересовало то, что вещало радио — хотя никаких откровений он от него не ждал, включил лишь из ностальгии по старой размеренной жизни, когда постоянным спутником был самодостаточный бубнеж домашней радиоточки, перемежающийся музыкальными вставками разной степени усыпляемости. Только теперь он вспомнил, что эти сумасшедшие дни перевернули не только его отдельно взятую захолустную жизнь! В мире, где ничего фактически не менялось вот уже на протяжении столетий, произошли переворот и смена власти, о чем он уже слышал ранее. А теперь он узнал, что Верхняя Империя, центром которой являлась Земля, вознамерилась отделиться и стать самостоятельным космическим государством! По крайней мере таковы были предположения ведущего радиопрограммы, поскольку лорд-протектор Верхней Империи выразил негласный протест, не дав пока согласия на присоединение к Федерации. Дело пахло войной, но, поскольку еще не последовало никаких официальных заявлений, все ограничивалось конфронтацией в высших сферах. На Земле сейчас находится представитель нового правительства. Но, по информации из неофициальных источников, явился он сюда вовсе не для переговоров, а в погоне за Великой императрицей, которая бежала и скрывается на Земле. Космический корабль Серединной Империи до сих пор висит под конвоем на орбите, а катер с представителем пропал где-то на Земле, но вылет с планеты ему запрещен, так как находящийся в нем представитель нового Всегалактического правительства является теперь заложником безопасности Земли — пока, разумеется, неофициальным.
Михаил, уронив на пол так и не вскрытый бутерброд, наклонился вперед, упер локти в колени и замер. Перед ним возник, как наяву, командир имперского катера, в ушах прозвучало издевательское: «Прошу вас, Ваше Величество!» По радио уже играла музыка, а он все продолжал повторять про себя, словно эхо: «Прошу вас, Ваше Величество… Ваше Величество…»
В кабине вдруг обнаружилась катастрофическая нехватка воздуха. Избегая глядеть на Илли, он опустил боковое стекло, подставил лицо ворвавшейся струе ветра. В этом свихнувшемся мире возможно было все. Даже невозможное. Опаляющая ясность, похожая на вспышку сверхновой, пожирала белым пламенем недоверчивые мысли и робкие сомнения, и хуже всего было слово, что рождалось в огне этой ясности, — слово, которого он не хотел видеть и от которого невозможно было убежать, потому что весь мир превратился внезапно в это слово, оно пронизывало собою прошлое и будущее, оно было Михаилом, спящей рядом Илли — уже, увы, не Илли — и кабиной грузовичка, вечереющим небом и лесом, оно заменило теперь воздух и врывалось в легкие с каждым порывом горького ветра из окна: «НИКОГДА». И с ним отныне ему предстояло жить.
Михаил выключил радио, взял стаканчик с пивом, осушил его махом, смял в руке и бросил на пол. Откинувшись назад, уставился в окно перед собой. «А разве раньше ты на что-то рассчитывал? Нет. Что ж, будем жить дальше. А что еще остается Делать?..»
Навстречу из-за горизонта летело синее покрывало вечера, наполняя постепенно сумраком маленькую кабину, ложась на усталые веки успокаивающей темной пеленой. Михаил и сам не заметил, как упал в тревожный сон.
Проснулся он от того, что «бычок» тряхнуло, и на лицо брызнули холодные капли. Первое, что он сделал, — поднял боковое стекло. Снаружи стояло хмурое утро и лил дождь. Время от времени мимо проносились скользящими призраками причудливые летательные аппараты. А внизу вместо ожидаемого леса раскинулся город. Приборы свидетельствовали о том, что они прибыли на место, а лежащий под ними город и есть долгожданная Москва. Михаил покосился на Илли — она еще спала, повернувшись во сне набок и подвернув под себя ногу. Великие императрицы, оказывается, спят совсем как обычные девчонки. У него, впрочем, уже была возможность в этом убедиться. Между ними на подставке лежал одинокий бутерброд в целлофане, второй валялся на полу рядом с помятым стаканом. Выходит, не приснилось.
Подобрав стакан и бутерброд, Михаил бросил их в утилизационное окошко, подумал и бросил туда же второй бутерброд. Раз уж они над Москвой, то для начала не мешает найти автозаправку, потом какое-нибудь кафе быстрого обслуживания и в кои-то веки нормально позавтракать, а заодно и обдумать план дальнейших действий с коронованной особой. Последнее обстоятельство очень усложняло к дело: он теперь даже не был уверен, стоило ли им лететь в Москву, но… Что сделано, то сделано.
