Ларри Нивен - Воители (Сборник)
Я высказал эту мысль вслух и отправился за кофе. Затем вспомнил о двадцати трех предполагаемых сообщниках Лорена, чьи снимки находились в кейсе Оуэна. Я оставил их программисту, поскольку не был вполне уверен в том, что смогу ввести их в компьютер самостоятельно, ничего при этом не напутав. К этому времени он уже должен был закончить эту работу.
Я позвонил вниз. Да, он ввел все двадцать три снимка в компаратор компьютера.
Я попросил, чтобы компьютер сравнил их с голоснимками, полученными нами из комплекса «Моника».
И опять совершенно ничего. Никакого соответствия между ними не было.
* * *Следующие два часа я занимался письменным изложением дела Оуэна. Программист должен перевести его на машинный язык, понятный компьютеру. Я пока еще не очень-то преуспел в выполнении подобных манипуляций.
Итак, круг замкнулся: мы снова вернулись к непоследовательному убийце согласно версии Ордаза.
К нему и целому лабиринту никуда не ведущих тупиков. Смерть Оуэна предоставила в наше распоряжение целый ряд снимков, однако снимков таких, которые к этому времени могли уже быть основательно устаревшими. Органлеггеры изменяли свои лица быстрее, чем нам удавалось их идентифицировать. Я закончил наброски дела, отослал их вниз к программисту и позвонил Жюли. Необходимость в ее покровительстве для меня теперь отпала.
Жюли уже уехала домой.
Я начал было набирать телефон Тэффи, но остановился на половине. Бывают такие минуты, когда не до телефонных разговоров. Настроение у меня было хуже некуда. Мне требовалось побыть наедине с самим собой — одно выражение моего лица могло вызвать взрыв кинескопа видеофона абонента, с которым я бы выходил на связь. Зачем же причинять боль ни в чем неповинной девушке?
Вот с такими мыслями я и сам отправился к себе домой.
* * *Было уже темно, когда я вышел на улицу. Проехав но пешеходному переходу через тротуар, я стал дожидаться такси на поворотном диске. Через несколько минут на диск опустилось такси с надписью «СВОБОДНО», мигающей на его брюхе. Я вошел в кабину и предъявил свою магнитную карточку.
Оуэн собрал свои голо со всех концов евразийского континента. Большая часть изображенных на них органлеггеров, если не все, были иностранными агентами Лорена. Почему же я в таком случае надеялся найти их в Лос-Анджелесе?
Такси поднялось в ярко-белое ночное небо. Городские огни превратили закрывавшие звезды облака в плоский белый купол. Мы поднялись выше облаков, где и оставались на продолжении всего полета. Автопилоту такси было совершенно безразлично, нравится мне любоваться разворачивавшимися внизу пейзажами или — нет.
…Так чем же я все-таки располагал теперь? Кто-то из нескольких десятков постояльцев был подручным Лорена. Либо он, либо непоследовательный убийца из версии Ордаза, такой во всем предусмотрительный, однако оставивший без всякого надзор, умирать Оуэна медленной смертью в течение пяти недель.
…В самом деле, таким ли уж невероятным был этот непоследовательный убийца?… А может быть им был Лорен? Может он сам совершил убийство, гнусное убийство, хуже которого h не придумаешь. Для него убивать было вполне привычным делом, он совершал одно убийство за другим, сказочно на каждом из них наживаясь. Поэтому-то, может быть, и наступило, в конце концов, такое время, когда он стал небрежным в своих действиях?
Подобно Грэхему. Сколько лет Грэхем отбирал доноров среди своих клиентов, решаясь всего лишь раз-два за год покуситься на жизнь одинокого человека с ничтожным риском для себя? А вот поди ты, дважды за несколько последних месяцев он осмелел настолько, чтобы выбрать клиентов, которых обязательно должны были хватиться. Явная небрежность с его стороны.
Большинство преступников особыми умственными способностями не отличаются. Самому Лорену ума было не занимать, но его подручные были самыми настоящими посредственностями. Лорену приходилось иметь дело с людьми, которые и шли-то на преступление из-за того, что у них не хватало ума, чтобы честным путем заработать себе на жизнь, интегрировавшись в сложное постиндустриальное общество.
Появляющаяся небрежность Лорена — результат его общения с такими людьми. Он непроизвольно начинает судить об умственных способностях агентов РУКА по аналогии со своими скудоумными людишками. Соблазнившись весьма оригинальным планом убийства, он решил, что может себе позволить отдельные «проколы» в ходе его осуществления, полагая, что и так все прекрасно.
Имея в качестве советчика Грэхема, он знал куда больше, чем это известно нам, об электрической стимуляции. Вероятно, достаточно, чтобы не сомневаться в том, какое воздействие окажет такая стимуляция на Оуэна. И вот убийцы Оуэна доставили его в номер жилого комплекса «Моника» и бросили там, чтобы больше никогда его уже не видеть. Это было в какой-то мере рискованной авантюрой, но на сей раз она скупилась с лихвой.
В следующий раз он станет еще более небрежным. И в один прекрасный день мы все-таки изловим его.
Но не сегодня…
Такси вырулило из общего транспортного потока и совершило посадку на крыше моего дома в Голливуд-Хиллз. Я вышел из него и направился к лифтам.
Дверь одного из лифтов открылась. Кто-то из него вышел.
Что-то насторожило меня, что-то в том, как двигался встречный. Я быстро развернулся, мгновенно выхватил иглопистолет из внутреннего кармана пиджака. Такси могло послужить неплохим прикрытием — если еще, разумеется, не поднялось. Из тени показалось еще несколько человеческих силуэтов.
Мне показалось, что удалось свалить двоих из них прежде, чем что-то больно ужалило меня в щеку. Усыпляющая пуля, тончайшая игла, впрыснувшая кристаллическое анестезирующее вещество, мгновенно растворившееся током крови разнесенное по всему телу. Голова моя пошла кругом, тело обмякло. Какие-то тени закрыли от меня небо, стали невообразимо огромными, затем исчезли в бесконечности.
* * *Я испытал сильнейшее потрясение, когда меня привело в себя прикосновение чьих-то пальцев к моей голове.
Очнулся я в стоячем положении, спеленатый, будто мумия, мягкими бинтами. Какое-то время я еще не мог уразуметь, что со мной происходит. Когда же до меня, наконец, дошло, что со мной делают, было уже слишком поздно. Кто-то, находившийся сзади, уже завершил удаление электродов из моей головы и теперь оказался в поле моего зрения, но за пределами досягаемости моей воображаемой руки.
Что-то птичье было в чертах лица этого человека, во всей его манере держаться. Он был высоким и худощавым, каким-то мелкокостным, его лицо имело форму перевернутого узкого треугольника. Его растрепанные шелковистые светлые волосы не закрывали пролысин на висках, образуя заостренный мысок в средней части лба. На нем были безупречного покроя шерстяные короткие брюки в оранжевую и коричневую полоски. Широко улыбаясь, сложив руки на груди и слегка наклонив голову набок, он стоял, ожидая, когда я заговорю первый.
