Юлия Зонис - Скользящий по лезвию
— Первое и главное, что я прошу тебя запомнить,— ты не виноват.
Ричард недоверчиво хмыкнул. То же самое говорила ему мать (отец в основном ругался и клял страховщиков). Но мать говорила это с другим выражением. При взгляде на ее лицо сразу становилось ясно: «Ты не виноват, Ричи, потому что мы взяли тебя из детдома, потому что твой брат дебил, и, конечно, с такой наследственностью сложно на что-то рассчитывать». Мама никогда не произносила этого вслух, но, в отличие от брата-дебила, впрочем, давно умершего, Ричард все понимал. Человек в белом сказал это по-другому. Сделав свое заявление, он улыбнулся, выпрямился, щелкнул костяшками пальцев и протянул руку Ричарду.
— Меня зовут доктор Джеймс Харпер. Надеюсь, мы с тобой теперь часто будем встречаться.
«Надеюсь, нет»,— подумал мальчик, но вслух ничего не сказал и вежливо пожал руку. Кожу чуть кольнуло — все прикосновения еще были слишком чувствительными.
— А теперь я должен объяснить, почему ты не виноват.
Заложив руки за спину, доктор Харпер принялся вновь расхаживать по кабинету. Ричард с интересом пялился на его комп. Компы с голоэкранами вошли в моду только в прошлом году, медленно тесня планшетники. У них в школе был один. А тут— несколько десятков, и таких продвинутых. Это было забавно. В виске нарастала чесотка, не имевшая ничего общего с пересаженной кожей. Хотелось чего-то… Как будто что-то съесть или подкрутить, но головой. Точнее Ричард не мог сформулировать.
Доктор Харпер, заметив его интерес, снова улыбнулся. При улыбке его безгубый рот широко растягивался, наподобие уродливого смайлика.
— Вижу, тебе нравятся мои компьютеры. Я разрешу тебе с ними поработать.
— Не надо, — угрюмо буркнул Ричард.
— А что тебе еще нравится?— как будто не услышав, продолжал человек в белом. — Кажется, у тебя была ручная галка. Ты любишь животных?
— Вы что, мой индекс эмпатии проверяете?— хмыкнул мальчик.
Доктор замер на месте.
— Да ты, я вижу, не промах. Смотришь старое кино? «Бегущий по лезвию»?
— Я читал книжку.
— О, похвально для такого юного джентльмена. Мне казалось, нынешняя молодежь предпочитает игры.
— Я не люблю игры, — раздраженно ответил Ричард.— Они слишком простые. Зачем вы хотели поговорить со мной? Вы же не мозго… не психоаналитик.
Харпер привстал на цыпочки, опустил сцепленные в замок руки, громко щелкнул костяшками и сказал:
— Верно. Я ученый. А ты очень интересный человек, Ричард.
— Хотите меня изучать?
— Хочу помочь тебе. Дать знания. Направить на путь истинный. Понимаешь ли…
Тут доктор понурился, словно каялся перед учителем за прогул.
— …я отчасти виноват в том, что случилось с тобой. Но я хочу это исправить.
Ричард привстал на стуле, пристально глядя на человека в белом.
— Исправить? Как? Вы вернете мне Стэнли? Оживите лошадей? Сделаете так, чтобы у меня не болела голова? Что вы можете исправить?
Доктор смотрел на него, озабоченно нахмурившись. Потом, вздохнув, ответил:
— Конечно, я не могу оживить Стэна и лошадей, Ричард. Но я могу сделать так, чтобы у тебя не болела голова. Или болела меньше. И, мальчик мой, я при этом подставляю под топор собственную голову — так что будь чуток повежливей.
* * *— Значит, вот как вы подставили собственную голову под топор? — по-волчьи ухмыльнулся маршал.
Старик плаксиво сморщился, очень напомнив в эту минуту скулящего о пощаде Джорджа.
— Я дрался за вас с генералом Амершамом так, как не дрался бы и за собственного сына. И лишь совсем недавно понял, что все мои потуги бесполезны. Генерал — тоже всего лишь винтик. На самом деле все уже давно решает Машина.
— Машина?
Это слово — именно так, с заглавной буквы — он тоже вспомнил.
* * *— Понимаешь, Ричард,— мягко сказал доктор Харпер, меряя шагами кабинет.— Я занимаюсь математическими прогнозами. Если объяснять совсем просто, моя лаборатория пытается прогнозировать события. То, что случится в будущем. Конечно, не выигрышный номер в лотерее, нет. И не природные катаклизмы. События, которые должны произойти в человеческом обществе и необратимо изменить его историю. Для прогнозов мы пользуемся модифицированной теорией пассионарности Гумилева–Тойнби, с приложением определенного математического аппарата. Это значит, что в расчетах мы опираемся на понятие «узловая фигура»— человек, от поступков и решений которого зависит ход истории. Я пока понятно объясняю?
Ричард хмуро кивнул.
— Для расчетов мы придумали программу. Кто-то в шутку предложил назвать ее Deep Thought, это из книги Дугласа Адамса…
— Я знаю, откуда это.
— Да. Так вот, компьютер, на котором работали, мы сначала назвали «Машина Deep Thought», а потом просто «Машина». Хотя, конечно, речь не о компьютере, а о программе. Она позволяет предсказать эти узловые фигуры, или доминанты, тех людей, которые влияют на нашу с тобой историю. Но это только часть дела, понимаешь? Надо было предсказать и тот выбор, который они совершат. Вот для простоты пример: в тысяча девятьсот шестьдесят втором году Советский Союз решил разместить на Кубе свои ракеты. Президент Кеннеди в ответ на это санкционировал блокаду острова. Но советские корабли с ядерными боеголовками все равно подошли к Кубе. Это могло привести к Третьей мировой войне. Решение зависело всего от нескольких человек. На первый взгляд тут все очевидно— это главы стран, члены правительств, члены Совета Безопасности ООН. Но если присмотреться поближе, то оказывается, что доминантами в этой истории были вовсе не Хрущев и не Кеннеди, а совсем другие люди. Их-то и находит наша Машина. Но как предсказать, какое решение они примут?
Ричарду стало скучно. Это все опять напоминало компьютерную игру: дурацкие монстры с ограниченным количеством способностей, с пятью видами атаки и тремя базовыми движениями. Просчитать их действия было легко. Очень легко. Наверное, так же просто, как этих Хрущевых и Кеннеди, или кто там был замешан…
