Пьер Буль - Планета обезьян. Рассказы
Методичный ученый потратил несколько лет на усовершенствование своего электронного писателя.
— Прогресс в этой области, — объяснял он, — заключается в том, чтобы получить такие выражения, которые, хотя и являются преобразованиями первичных истин, тщательно маскируют это либо сложностью, либо оригинальностью формы, и только при продолжительной расшифровке можно установить их происхождение.
Вот так, начав с положений, подобных “белый баран бел”, а потом получив в качестве задания фразу, переведенную на различные языки, “Ego sum qui sum”[4], робот-писатель мало-помалу усложнил фразы и дошеле до таких предложений, как “Ex nihilo nihil fuit”[5], “Кошка ест мышку”, “А все-таки она вертится!”, “Мыслю — значит, существую”. И наконец, в один прекрасный день, ставший для профессора Фонтена днем победы, прибор выдал “To be or not to be, that is question!..”[6]
Конкурентам ученого тоже удалось сконструировать роботов-писателей, и, так как КЭМ стремилась во что бы то ни стало быть во главе всех достижений, профессор Фонтен попытался воспроизвести чисто механически и другие стороны человеческой деятельности.
Поскольку кровообращение, дыхание, питание и пищеварение давно уже имитировалось аппаратами, профессор пошел дальше. Созданные им автоматы — мужского и женского пола — были размещены произвольно. Некоторое время они передвигались без видимой цели, а затем их словно притягивало друг к другу магнетической силой.
По замыслу профессора Фонтена это последнее его достижение должно было в конце концов выработать у автоматов “чувство”. Но главное, они подали ему идею нового прибора, которому суждено было обозначить один из важнейших этапов развития кибернетики, начисто разбив возражения постоянных научных противников Фонтена.
— В мире нет ничего подобного вашим приборам, — говорили они ему, — но все они лишь доказательство вашего изобретательского гения, вашей учености. Все качества роботов обусловлены вами, их создателем. Поэтому мы смело утверждаем, что эти приборы всего лишь свидетельство разума человека.
Тогда профессор задумал создать такого робота, который мог бы сам порождать роботов. Он преуспел и в этом — впрочем, как и во всем, что замышлял ранее. Опираясь на предыдущее изобретение, он сконструировал машину, в недрах которой возникала клетка, постепенно росла, размножалась, следуя механическим процессам развития, превращалась в эмбрион робота, и, наконец, на свет появлялась такая же машина, как те, что ее породили.
Проверив на практике свое новое достижение, профессор разразился победным кличем. Но его противники все-таки не сдавались. Они заявили:
— Хорошо. Но ведь создатель этой механической матки все же вы — человек.
Тогда ученый, дабы выиграть время и избежать лишних споров, сразу же создал робота, способного продолжать свой род до бесконечности. Затем на совещании, получившем широкую огласку, он блистательно доказал, что любое создание этой серии точно эквивалентно бесконечному ряду будущих созданий и что сам он отныне может выключиться из работы, и следовательно, дух созидания можно будет приписать роботу, рассматриваемому как некое вечное существо.
Его хулители не могли противопоставить ничего вразумительного подобным доказательствам. Однако они не смирились со своим поражением и обратились к сфере непостижимого. Покачивая головой, они упорно твердили:
— Как хотите, а все же ваши роботы не люди. У них нет чего-то такого, что невозможно определить, но отсутствие чего ясно ощущается…
И тут профессор Фонтен разволновался, а затем погрузился в раздумье. Его внутренний Дух противоречия, который никогда еще не был так силен, как теперь, тоже неустанно повторял ему:
— Они правы. Твои роботы не люди. Чего-то у них не хватает, какого-то неуловимого качества…
И он снова лихорадочно принялся на работу и на предельном нанряжении сумел создать такой механизм, чьи последующие поколения уже “прогрессировали”. Эта эволюция, происходившая по строго определенному плану, была медленная, но все же заметная из-за невероятной быстроты размножения роботов. Так ученый получил в эксперименте роботов-птиц из роботов-рыб и роботов-людей из роботов-приматов. И все это без собственного участия, кроме первичной настройки. Он пошел еще дальше: на основе роботов-людей, комбинируя различным образом их органы, он породил два типа, развивающихся совершенно явно в двух направлениях — к Добру и Злу.
Осуществив это чудо, профессор еще раз обратился к внутреннему Духу противоречия.
— Нет, ты еще не достиг цели, — ответил тот.
И тогда только гений профессора Фонтена развернулся во всей своей силе. В течение нескольких лет он трудился до полного изнеможения, тщетно пытаясь сделать еще один шаг вперед и стереть ту тончайшую грань, которая (теперь он сам в этом убедился) отличала его приборы от человеческих существ. Совет КЭМ уж начал тревожиться, что из некогда плодотворной лаборатории ученого давно не появляется никаких чудес, а кое-кто из его противников стал поговаривать о том, что он слишком стар для такой ответственной работы.
Но, наконец, профессор Фонтен прервал свое молчание, заявив, что он должен огласить сообщение первостепенной важности. Совет КЭМ назначил день совещания.
— Эврика! — снова заявил ученый.
— И что дальше? — запыхтели администраторы.
— Нашел! — перевел ученый.
— Что именно? — спросили администраторы.
— Идеальный прибор. Человеческую машину. Решение было тут же, прямо под носом. Оно под силу первому встречному невежде, а я как-то не заметил его.
— И что дальше? — настаивали администраторы.
— Слушайте, господа! — сказал великий деятель науки, сам потрясенный своим открытием. — Больше никто не сможет опорочить моих роботов. Наконец-то я добился успеха, венчающего целую жизнь, проведенную мною в упорном труде и раздумьях. Сейчас вам будет представлено реальное доказательство моих теоретических выкладок. Теперь мой прибор действует, как живое существо. Он думает, как человек, и разум его похож на наш. Это качество в латентном состоянии уже имелось во всех моих прежних изобретениях. И не хватало лишь ничтожнейшей детали, слишком простой — потому-то она и ускользала от меня, — чтобы придать моим роботам этот неуловимый признак. Для этого надо было…
— Надо было — что? — рявкнули администраторы.
— Надо было, господа, их испортить! — победоносно заявил король науки.
— Испортить? — вскричали администраторы в полном разочаровании, решив, что великий человек потерял рассудок.
